Палач, скрипачка и дракон

— Чего сразу «мразь»? Я же не знал, что она из этих, почитателей Дио! Представь себе, каково в брачную ночь узнать, что брачной ночи у тебя не будет, и вообще — воздержание еще на пять лет! Ну разумеется, я принял меры! Так кто ж знал, что она так рассвирепеет, застав меня с фрейлиной в новогоднюю ночь, опоздавшего к празднеству всего-то на десять минут!

Но никто его не слушал, даже Леонор. Повернувшись к Адаму, она спросила:

— И что, я убивала? Я правда убивала? Это не было сном?

Адам покачал головой:

— Нет, родная, не ты. Дракон. То чудовище, которое ты по недоразумению впустила в свою душу. А сегодня мы убили дракона. Я, мой друг Нильс и фрау Энрика. С ним покончено. Эй, Торстен! — крикнул Адам, глянув на принца. — Я ведь прав? Нильс Альтерман — герой Ластера?

Принц, понуро топчущийся на месте, махнул рукой:

— Да хоть птица-секретарь, мне все равно! Давайте отсюда выбираться. Кстати, как мы это сделаем? Вертолета нет, идти далеко… О, возможно, уцелела корона! — И он направился к обломкам вертолета. Но остановился на середине пути. На губах его расцвела улыбка: — Погодите-ка… Так что же, я теперь могу любить все, что пожелаю, и не будет никаких последствий?!

— Да, ваше величество, — вздохнул Адам Ханн. — Теперь можете ни в чем себя не ограничивать. Как и раньше.

Торстен Класен, подпрыгнув и хлопнув в ладоши, радостно взвыл и побежал искать корону. Проводив его взглядом, Нильс повернулся к Адаму:

— Я бы его убил. И сказал бы, что принц погиб в битве с драконом.

Адам покачал головой:

— Нет уж. И так многие погибли. А его величество, несмотря ни на что, один из лучших правителей в истории Ластера. Что, впрочем, не мешает ему быть похотливой скотиной.

Адам прижал к себе вновь обретенную Леонор, и они вдруг поцеловались. Энрика ощутила, что краснеет, отвернулась. Легче не стало — встретилась взглядом с Нильсом.

— Вот что получается, когда выходишь замуж без любви, — устало сказал он. — Все заканчивается разбитым вертолетом, смертями, взрывами и слезами. Ну — да, поцелуями иногда тоже.

И в этот миг тоненький голосок в кармане Нильса откашлялся.

— Дамы и господа! — пропищал шарик, выпрыгнув наружу. — Леди и джентльмены! Фрау и герры, синьоры и синьориты! Позвольте мне сказать всего десять слов, которые заставят вас забыть обо всем на свете. Десять! — Он подпрыгнул, вспыхивая красным. — Девять! — Снова прыгнул. — Восемь! Семь! Шесть!

— Нильс, поспеши! — крикнул Адам Ханн.

Энрика почувствовала жжение в левом запястье, и на нее, словно ушат ледяной воды, обрушилось понимание того, что происходит.

— Нет! — вырвалось у нее одновременно с шариковым: «Пять!»

— Держи! — Адам бросил, а Нильс поймал книгу Волькера Гуггенбергера. Зажал ее подмышкой и схватил за руки Энрику. Глядя в ее отчаявшиеся глаза, произнес:

— Энрика Маззарини, согласна ли ты выйти замуж за меня, Нильса Альтермана, дабы пребывать вместе и в жизни земной, и в жизни загробной, доколе не будет воли Дио нас разлучить?

— Четыре! — верещал шарик, захлебываясь от восторга.

— Что?! — вырвалось у Энрике. — Я…

— Три!

Нильс крепче сжал ее пальцы и сказал:

— Твой выбор, Рика. Свой я сделал.

— Два!

— Энрика Маззарини, согласна ли ты выйти замуж за меня, Нильса Альтермана, дабы пребывать вместе и в жизни земной, и в жизни загробной, доколе не будет воли Дио нас разлучить?

— Один!

Мир закружился перед глазами, лопнул и рассыпался, осколки полетели в пустоту. В ту же пустоту затянуло Энрику. И та же пустота поглотила ее ответ.

Глава 23

Возле церкви Дио в небольшом городке Вирту собралась толпа самых ревностных прихожан, удивленных тем, что долго не начинается служба. В первый день нового года службу обычно начинали в полдень, вместо обычных восьми часов утра, но вот городские часы пробили один раз, а церковь все пуста и закрыта.

Поползли разговорчики. Кто-то предположил, что Фабиано умер, и эта байка, облетев всех, внезапно обратилась в уверенность, назывались даже точные обстоятельства смерти и высказывались предположения относительно того, как будет дальше.

— Ламберто не потянет, — вздыхали одни. — Нет в нем этого, самого…

— Нового жреца пришлют, — категорически утверждали другие.

— Церковь закроют, — сокрушались третьи.

Но вот к церкви подошли менее ревностные прихожане, зато с закопченными лицами и пропахшими дымом одеждами.

— Дом у Фабиано сгорел, — ошеломленно говорили они. — Как спичка. Раз — и нету. Сам он на колдунов считает. Они, говорит, ночью много бед наворотили. Казнить, говорит, надо.

— Да как же он говорит, коли помер?

— Чего несешь-то, бестолочь? Где он помер, когда я его десять минут назад, как тебя видел! Он к Ламберто пошел, умыться. Сейчас придет и все расскажет.

— Рокко-то, говорят, нынешней ночью скрипачку нашу укокошил, а с ней — Нильса, за каким-то интересом.

— Энрику?! Вот скотина какая! Это Фабиано верно говорит — надо ему башку-то отпилить.

— А за него Аргенто встал. Сейчас, верно, двинем, с факелами. Суд вершить.

— Рику-то жалко… Только-только в возраст вошла.

— А еще, слышал, час назад ее призрак видели, в свадебном платье, — в дом к родителям заходила.