Палач, скрипачка и дракон

— Ах ты, дрянь, — ласково произнес Рокко, обнимая Энрику. — Ну все, оскорбила смертельно, иди отсюда, пусть тебя на куски порубят. Погоди… Это тот шарфик, что ли?

Энрика закивала.

— Вот, значит, какая участь меня миновала… Пожалуй, большего от Дио сегодня просить — бессовестно. Ладно, все, не реви!

Рокко притопнул ногой, и Энрика одним прыжком от неожиданности запрыгнула в шкаф. Повернулась, бросила прощальный взгляд на Рокко. Тот улыбнулся:

— Все будет хорошо, Рика! Мы справимся. Удачи!

Он захлопнул дверь. Не теряя ни секунды, подошел к столу, отыскал стилет, испачканный кровью колдуна, отер его о штаны. Ритуал предстоял сложнейший. Темпоральное смещение — это не трех блудниц из преисподней вызволить.

* * *

Агата Маззарини плакала, сгорбившись за столом, Герландо стоял в углу, и на него шипел Ламберто, потрясая книгой Дио, найденной на полу.

— Ничего они не знают, — заметил стоящий у входа в столовую Томмасо. Нильс, прищурившись, посмотрел на него:

— Ты тут, внизу, ничего не заметил?

— А что я должен был заметить? — усмехнулся Томмасо.

— По существу отвечать!

— Ну… Видел ли я снежинки, залетающие в раскрытую дверь и тающие на теплых досках пола? Да, конечно. Видел ли я Энрику Маззарини, босиком, в одном платье убегающую из дома? — Томмасо фыркнул, сочтя высказанное предположение до такой степени нелепым, что и отвечать на него смысла не имеет.

Нильс еще несколько секунд пристально смотрел на подчиненного, потом отвел взгляд.

— Идем, — сказал он громко, чтобы услышал Ламберто. — Здесь ее нет.

Младший жрец отвернулся от Герландо и посмотрел на Нильса, широко раскрыв глаза.

— Что значит — «идем»? А как же…

— Нюхач, — коротко сказал Нильс, и лик Ламберто просветлел.

Запустив руку в карман теплой зимней рясы, он вынул нечто, напоминающее спутанный клубок из щепочек и веревочек.

— К колдовству заставляете прибегать, грешники! — укорил он родителей Энрики.

Агата обратила к нему заплаканное лицо:

— Оставьте вы ее, прошу! Уж коли сбежала… И так — не жизнь, а горе сплошное. Ну чем не наказание?

— Прошу вас, женщина, не подвергайте сомнениям законы Дио! — погрозил пальцем Ламберто. Для этого ему пришлось положить книгу на стол. — И не разбрасывайтесь впредь священными текстами — это тоже можно расценить как прегрешение.

Высоко подняв руку, он швырнул на пол клубок. Лишь только тот коснулся досок — подпрыгнул и завис в воздухе. Заметались щепки, поползли веревки, сплетаясь во что-то, что вдруг встало на четыре лапы и, повернув нелепую морду к Ламберто, тявкнуло веревочно-щепочным голосом.

— Предоставьте следствию какую-либо вещь, принадлежащую, либо сделанную руками Энрики Маззарини! — потребовал Ламберто.

Руки Нильса дрогнули, дернулись по направлению к алому шарфу, окутавшему шею, но тут же вытянулись по бокам. Ни Агата, ни Герландо не тронулись с места.

— Ну? — Ламберто нахмурился. — Я что, сам должен искать? Синьоры карабинеры!

— Что? — вяло откликнулся из угла Армелло. — Ткните пальцем, куда стрелять, да мы побежали. А в девчачьем бельишке ковыряться нас не нанимали.

Эдуардо и Томмасо, склонив головы, выразили полнейшее согласие с Армелло. Ламберто перевел взгляд на Нильса:

— Синьор палач?

— Готов рубить головы, ваше святейшество. — Нильс пнул носком ботинка стоящий у стены футляр с гильотиной.

— Прекрасно, — буркнул Ламберто, направляясь к лестнице на второй этаж. — О вашем поведении будет доложено Фабиано.

Когда шаги младшего жреца стихли, Герландо беззвучно приблизился к жене, сел рядом, взял ее за руку. Нильс посмотрел на них.

— Мне очень жаль, — сказал он, полагая, что выражает мысли не только свои, но и троих карабинеров.

Агата сверкнула на него глазами, столь похожими на вечно пылающие очи Энрики:

— Да пошел ты! Щенок фабиановский.

Герландо шикнул на нее и крепче сжал руку. Нильс отвел взгляд, уставился в окно. Шло бесполезное время. Как будто оно может что-то изменить для несчастной скрипачки. Не бо́льшим ли благом будет разыскать ее скорее и оборвать мучения?

— След взят! — завопил сверху восторженный Ламберто. — Ну что, синьоры карабинеры, синьор палач? Идемте, я покажу вам, куда стрелять и где рубить!

Моток веревок и щепок скатился по ступеням, вновь превратился в щенка и повторил свой невероятный «тяв», трясясь от нетерпения.

* * *

Нильс первым заметил припорошенные падающим весь день снегом следы босых ног и до крови закусил губу. Несчастная девчонка! Да что ж за жизнь-то такая несправедливая?

— Ага! — завопил Ламберто, углядев следы минуты через две. — Видели?! Скоро уже!

— Радость-то какая, — проворчал Томмасо.

«Щенок» ковылял по рыхлому снегу, за ним, поднимая полы рясы, торопился Ламберто, на пятки ему наступал Нильс, в затылок которому дышали трое карабинеров. Путь освещали факелами — на этой улочке фонари не приживались. Поговаривали, колдун не любил свет.

Вскоре к следам прибавились другие, возникла какая-то заминка, а потом босые следы исчезли. Ламберто ничего не сказал — видать, не придумал ни одного объяснения. А Нильс приободрился: кажется, у Энрики появился защитник.