Палач, скрипачка и дракон

— Никак, — отозвалась Энрика. — Законы Дио…

— Дикарье, — вздохнул Норберт. — Эх… За Ластер! Свободный город! Самый лучший город в мире!

Он взмахнул кружкой и снова к ней приник.

— А скажи, — попросила Ева каким-то очень уж тихим голосом, — знаешь ты там такого — Нильса Альтермана?

Ложка выпала из дрогнувшей руки. Дыхание перехватило. Даже боль внезапно будто пропала, остался только страх.

— Знаю, — прошептала Энрика. — А что?

— Ну… А как он там? Жив? Здоров?

— Жив, — пробормотала Энрика. — Здоров — о, да. Он — наш карабинер, самый главный. И еще — палач. И когда я вернусь — он мне голову отрубит. Мне очень-очень надо выйти замуж! Помогите?

Ульрих и Ева отстранились от Энрики и молча смотрели в глаза друг другу. Норберт снова что-то каркнул и сказал:

— Я женюсь только по любви. Эт — принцип. Без принципов нынче не проживешь.

Любовь! Энрика поморщилась, услышав ненавистное слово. Вот до любви ли сейчас, когда жизнь на волоске висит? Нет. Даже и не до музыки, честно говоря. От последней мысли Энрике стало не по себе. И, будто сам Дио направил взгляд, она увидела висящую на стене, в окружении картинок и бумажек, скрипку.

— Ничего у тебя тут не получится, деточка, — вздохнула Ева. — Замуж выйти — не чулки купить. Мужчины на работящих женятся, да еще присматриваются долго. Оно, поразвлечься-то, — мест хватает, а семейная жизнь — не шутка.

— Но мне же просто!.. — начала Энрика, но Ева успокоила ее взмахом руки:

— Я-то все понимаю. А мужчине каково? Женится он, чтоб тебя от смерти спасти, а сам что получит? Любить ты его — не любишь, что с тебя в хозяйстве выйдет — поди знай. А кольцо-то просто так не снимешь, не выбросишь. Вот тебе и «замуж».

Энрика заставила себя отвести взгляд от скрипки. Посмотрела в лицо Еве, потом — Ульриху. Добрые, сочувствующие.

— Так что же — все? — спросила еле слышным шепотом. — Не надо было и согреваться. На морозе, говорят, умирать — тепло и приятно под конец становится.

— Я тебе сразу советовал, — пискнул из кармана шарик.

На карман покосились, но ничего не сказали. Какая-то мысль мучила немолодую чету. Вот они отошли вглубь зала, о чем-то заговорили. Отдельные фразы долетали до Энрики. Она вывернула шею, вгляделась, щурясь, в жестикулирующие фигуры возле барной стойки.

— Интересно, о чем говорят?

— Ева говорит, что тебя надо сразу порубить на жаркое. А Ульрих хочет сперва изнасиловать. Но Ева считает, что подавать изнасилованное жаркое клиентам — невежливо, — терпеливо пояснял шарик.

— Да замолчи ты! — Энрика стукнула по карману, и шарик притих.

Ульрих и Ева, наконец, что-то решили и с поникшими головами вернулись к Энрике.

— Слушай, девочка, — покусывая губы, сказала Ева, — если все так серьезно, как ты говоришь, мы тебе можем помочь.

— Правда? — Энрика не сдержала счастливой улыбки. Жизнь будет спасена! А об остальном она подумает после.

— Правда, — подтвердил Ульрих. — Я могу женить на тебе своего сына…

— Вы самый лучший человек в мире, и я всю жизнь буду молиться за вас! — Энрика едва удержалась, чтобы по-детски не захлопать в ладоши, и, остановив жест, поняла, что уже как будто молится. Опустила руки.

— Погоди ты радоваться, — поморщился Ульрих. — Жених-то с него…

— Синьор, мне абсолютно все равно!

— Больной он. Год назад, когда дракон бушевал, он от пожара спасался — ему балкой по голове прилетело. Сначала думали — все. А потом смотрим — живой. Ну и выходили на свою голову…

— Не говори так, — вмешалась Ева. — Раз выходили, значит, такова судьба. Видишь, вот и такой сгодился. Дурачок он у нас, малышка. Понимаешь?

Энрика опустила голову. Вот и довела судьба… Представила себе, как посмотрит в глаза родителям. Вообразила, как будет смеяться Рокко, а вместе с ним — и все полгорода. А самое-самое грустное — то, что Лиза Руффини, единственная, кто не стал бы смеяться и поддержал, уже в монастыре, и увидеться с ней больше не доведется. Может, оно и к лучшему. Пусть думает, что все у ее подруги сложилось хорошо.

— Понимаю, — шепнула Энрика. — И — согласна.

Глава 7

Потоптавшись, ушли карабинеры. Потом Аргенто удалился наверх, проверять, как потрудились служанки. Ламберто ушел последним — и то после того как Рокко незаметно сотворил заклинание устрашения. Когда над левым плечом жреца заухал невидимый филин, а над правым закаркал невидимый ворон, Ламберто внезапно вспомнил какие-то неотложные дела в церкви и стремглав выбежал из дома.

Рокко, пригорюнившись, сидел за ломящимся от еды столом. Лениво отламывал кусочки, отправлял в рот, запивал вином. И думал. В первую очередь он думал о своей судьбе несчастной. Подставил девчонку… Как ее теперь вытаскивать? Даже порошка не осталось.