Палач, скрипачка и дракон

Он откашлялся, готовясь изменить голос. Тех, кто за дверью, этим не обманешь, но по крайней мере никто из соседей не насторожится. Если его опознают, худо будет всем. Кроме, может быть, Энрики, которая получит еще одно подобие шанса.

Нильс заколотил в дверь. Поскольку никто даже не спросил, кто это, он закричал:

— Ау, хозяева! Я долго ждать буду? Отворяйте! Дело есть!

Музыка стихла почти сразу, но стучать пришлось еще долго, прежде чем щелкнул засов. Нильс толкнул дверь и быстро вошел внутрь. Остановился. Огляделся. Ничего не изменилось за год. Разве что холоднее стало. Раньше тут всегда жарко топили. Теперь, видно, экономят на дровах.

Никто не бросился его обнимать, никто не сказал ни слова, только хлюпнул что-то из привычного угла Норберт — эта местная достопримечательность. Нильс мысленно вздохнул. Что ж, надо было ожидать. В одну реку не войдешь дважды. Он теперь — чужак. Да и есть ли у него право на какое-то другое отношение после всего того, что он принес этому дому?

Нильс остановился посреди зала. Увидел сидящего за столиком Теодора — тот смотрел на него искоса. Перевел взгляд на вцепившихся друг в друга Ульриха и Еву.

— Никто не знает, что я здесь, — тихо начал говорить Нильс. — Я ненадолго, сильно вас не стесню. Мне нужно…

Однако некоторых вещей не изменить. Ева вырвалась из рук мужа, всхлипнула и прижалась к Нильсу, обняла его могучую фигуру, такая маленькая, такая родная…

— Нильс, — вздохнул Ульрих, подходя ближе. — Ты можешь остаться, сколько надо. Как бы там ни было, ты — наш сын.

Нильс кивнул — не в знак согласия, но показывая, что понимает чувства старика. Погладил по голове плачущую маму. Высвободившись из ее объятий, сел за скрипнувший стул рядом с Теодором. Тот демонстративно отодвинулся.

— Ну как ты, братишка? — тихо спросил Нильс.

Теодор наградил его презрительным, высокомерным взглядом.

— Спасибо, писаюсь, — сказал он. И, подумав, добавил: — Но какаюсь уже меньше.

Будто плевок в лицо. Нильс вытерпел его. Заслужил. Из-за него тогда налетел этот проклятый дракон, из-за него брат стал вот таким.

— Это хорошо, хорошо, — пробормотал Нильс, похлопав Теодора по руке. — Ты — молодец, братишка.

Теодор убрал руку под стол, посмотрел куда-то в пустоту.

— Уходи, — потребовал он. — Я не хочу, чтобы ты был.

— Тео, — пролепетала мать, склонившись над ним. — Ты ведешь себя невежливо.

— Он плохой! — повысил голос Теодор. — Из-за него меня снова будут бить по голове злые доски и бревна!

— Не будут, я тебе обещаю, — шептала Ева. — Пойдем в твою комнату, а? Ты, верно, устал. Идем!

Теодор вырвался, встал и гордо дернул плечами:

— Я сам пойду!

Но Ева все же взяла его под руку и повела к лестнице, ведущей на второй, жилой этаж. Ульрих опустился на стул рядом с сыном.

— Выпьешь? — спросил он.

— Нет, — мотнул головой Нильс. — Я на службе. Как вы тут?

Ульрих усмехнулся и обвел жестом помещение:

— Как видишь. Поначалу туго пришлось, народ ополчился, не ходил почти никто. Потом — ничего, оттаяли. Выходим постепенно на прежние доходы.

— Извини, — тихо сказал Нильс. — Я такого не хотел…

— Ясен пес, что не хотел. Хотел бы — я б тебя лично прибил, без всякого суда. Ладно, чего там! Сам-то как? Какими судьбами в наших краях?

Прошуршали легкие шаги, и Ева вернулась. Села за столик, переводя обеспокоенный взгляд с одного лица на другое.

— А то вы не знаете, какими судьбами, — сказал Нильс. — Чего ж тогда так переполошились, да притихли, когда я пришел? Чего ж не удивились? Ну, что она про меня наплела?

Ответила Ева. Смело взглянув сыну в глаза, она сказала:

— Что ты убить ее хочешь. Ну? Солгала?

— Еще как, — кивнул Нильс. — Не хочу я ее убивать. А придется. Она преступила закон и должна понести кару.

— Ты тоже преступил закон, — заметил Ульрих. — И куда как серьезнее. Однако тебя никто не убил, заметь.

Нильс потупил взгляд:

— Не я решаю…

— Хочешь сказать, что мой сын превратился в безмозглую шавку, которой достаточно сказать «фас»?

Нильс усилием воли закрыл все двери и окна в своей душе. Поставил глухую броню:

— Где она?

Ева покачала головой:

— Нильс, женщины никогда тебя до добра не доводили. Отступись ты от нее…

— Где она, мама?

— Хрен тебе, понял? — прорычал отец. — Вон из моего дома, пока я не позвал стражу!

— Ты не понимаешь, отец…

— Я все понимаю. Было у меня два сына, один стал дураком, а другой — умер. Вот и кончено.

Нильс поднялся из-за стола, холодно посмотрел на Ульриха:

— Ты не понимаешь. Я пять лет был лучшим сотрудником Комитета. Я умею выслеживать чужаков в Ластере. Я найду ее рано или поздно. Возможно, найду поздно, и это будет хуже. Если найду сейчас, у нее хотя бы будет время смириться со своей участью.

Ульрих и Ева, казалось, лишились дара речи. Эту свою сторону Нильс никогда прежде им не показывал. Воин, убийца, палач.

— Да этот мужик — сама доброта! — каркнул из угла Норберт.

Нильс повернулся к нему:

— Приятно тебя повидать, Норб.

— А уж мне-то как!

— Не подскажешь, куда подевалась скрипачка? И — она что, прихватила скрипку Тристана Лилиенталя?

— Прихватила, ага, — кивнул Норберт. — Знаешь, где она?

— Норберт! — рявкнул Ульрих.