Палач

— Ну же, — голос его был груб, в нем не было ни капли нежности. — Что-то я не слышу стонов наслаждения. Ты же так этого хотела. Ты мечтала подержать эту штуку во рту, поласкать губами, а?

Я едва подавила приступ тошноты. Он двигался у меня во рту быстро, резко, грубо. Придерживая меня за волосы, не давая отворачиваться или как-то уменьшить силу ударов.

Но вдруг во мне что-то щелкнуло. Это же Люциан. Мой Люциан. Таков, какой он есть. Кем был всегда. Задолго до моего появления на свет. И я даже не знала, сколько ему на самом деле лет или веков. Нет, не веков. Тысячелетий. Мой Любимый и Единственный. Тот, кого я без памяти любила. Тот, кого я веками оплакивала. Тот, кому принадлежало мое сердце. Моя душа. Самая моя суть. И я хотела его. В любом виде. Без условий и оговорок. Хотела. Пусть даже вот так. И разве он не наказывал меня раньше? Сильнее, чем сейчас. Возможно, менее обидно, но намного болезненней. Оставляя на моем теле раны. Шрамы. К которым я относилась как к его клейму. И от которых я когда-то избавилась, чтобы забыть боль, которую оставила в моем сердце его гибель. Пусть смерть его оказалась мнимой, но я-то об этом не знала, и рана так никогда и не зажила. Но вот теперь, теперь он снова был рядом. И я ведь мечтала о нем, мечтала в тот момент, когда он насиловал Джека, хотела облизывать это великолепное тело словно карамель. И вот эта карамель была сейчас у меня во рту.

Я зажмурилась, чувствуя, как по щекам продолжают сбегать слезы. Но это уже не были слезы обиды. Неожиданно они обернулись слезами радости, слезами счастья. И я обхватила губами почти выскользнувшую из моего рта головку члена Люциана, а потом поцеловала, слизнув капельку семени и втянула обратно в рот. И ласкала языком, и облизывала, и сосала. А слезы текли по моим щекам.

Люциан замер. Он мгновенно ощутил во мне перемену и насторожился, готовый к любой выходке с моей стороны. А мне было глубоко фиолетово, что он там думал. У меня была свободна одна рука, и я обхватила его член у основания, а потом погладила курчавую поросль внизу его живота и провела рукой выше, к квадратикам его великолепного пресса, просунув руку под футболку. Я приподняла голову, потом поцелуями поднялась по всей длине его члена, затем еще выше, к животу, и языком и губами коснулась его горячего тела. Я в исступлении целовала его, вкладывая в эти поцелуи всю свою тоску по этому телу, по личности, которую оно заключало. Я почти не заметила, как Люциан ослабил хватку на моих волосах. А потом его широкая ладонь поднялась выше и погладила меня. А я скользнула рукой ему на поясницу, притягивая его к себе еще ближе.

Я целовала его и плакала. Я не могла остановиться. Но он сам меня остановил. Он отстегнул мою руку и, если бы он меня не поддержал, я бы упала. Я обнимала его за талию, уткнувшись мокрым лицом ему в бедро, и все продолжала рыдать.

Люциан не шевелился. А потом наклонился, подхватил меня за подмышки и поднял. Я смотрела ему в глаза. Он убрал волосы с моего лица. Я хотела его поцеловать, но он мне не дал. Просто держал меня и разглядывал мое лицо.

Тогда я подняла руки и положила свои ладони поверх его, отвела их от своего лица и медленно опустилась перед ним на колени. Потом потянула вниз его джинсы. Развязала шнурки, подняла одну его ногу, стянула с нее тяжелый ботинок, джинсы, затем проделала то же самое со второй. Поцелуями прошлась по внутренней стороне его правого бедра и снова втянула в рот его член. Люциан едва слышно застонал. И меня при этом звуке переполнило счастье. Мне стало неважно, где мы и почему. Я просто целовала и ласкала своего любимого мужчину. И плевать на остальную Вселенную. На Арку. На всех богов и на демонов Ада.

Я погладила кончиками пальцев твердые соски Люциана. Он ухватил меня за руки и поднял с колен. А потом резко притянул к себе. Ребра отдались болью. Но мне было все равно. Я нежилась в этих крепких объятиях.

Он шагнул назад, увлекая меня за собой. Опустился вместе со мной на тонкий тюфяк. Перевернулся, и я оказалась сверху. Но я не хотела быть сверху. Я никогда не хотела быть сверху.

— Нет, — шепнула я. — Ты — сверху. Ты…

Он не дал мне договорить. Перевернулся и сорвал с меня джинсы, которые до того болтались где-то на моих щиколотках. Буквально разорвал мою рубашку. И через секунду он был во мне. Горячий. Толстый. Мощный. Я задохнулась от чувства наполненности. От ощущения, что я вдруг оказалась дома, в безопасности, в уюте. Я этого чувства не испытывала веками. Даже в лучшее наше время с Джеком. Ни с кем из моих прежних любовников.

Люциан держал меня, не шевелясь и не позволяя шевелиться мне. Мы просто смотрели в глаза друг другу. И в наших глазах была одинаковая горечь, боль, тоска…