Палачи

Глава седьмая

Его дед тридцать пять лет отработал на Соловках. Отец был священником в колонии строгого режима под Иркутском. Так что Монах шёл в Зону не за хабаром, не за деньгами, не за необъяснимой местной романтикой, а, по примеру своих предков, затем, чтобы обращать к свету потерянные, заблудшие, доведённые до отчаяния души. Оттого и имя взял такое, оттого и рюкзак набил не консервами и патронами, а словом Божьим.

Библии у него отобрали ещё на кордоне. Мародёры или солдаты из первого рубежа оцепления — разве ж их разберёшь. Бумага в Зоне ценилась, особенно такая тонкая, почти как папиросная. Монаха разули, забрали все вещи, но убивать не стали. То ли побрезговали связываться с блаженным, то ли пожалели патронов. Зачем стрелять? Сам сгинет, Зона же. Не в аномалию угодит, так пойдёт на корм кровососам, такие дела.

Однако Монах не сгинул. В рваных носках, стиснув иконку в кулаке, дошёл до самой Припяти. То ли от природы имел то, что опытные сталкеры называли «чуйкой», то ли Зона с блаженными тоже лишний раз старалась не связываться.

В Припяти Монах прибился к группе Гуся. Группа состояла из нескольких бандитов и десятка таких же, как Монах, доходяг. «Гусята» промышляли мелким разбоем и сбором артефактов на окраинах города. Доходяги весь день ползали по чердакам и подвалам заброшенных домов в поисках «вспышек» и «батареек» и получали за это скудную еду и место в бункере, где можно было пересидеть выброс. Отпахав на Гуся полторы недели, Монах освоился в Зоне, к тому же разжился парой сапог, стареньких, но ещё крепких. Во время одной из вылазок он также нашёл пистолет и упаковку патронов к нему и прикопал находку на пустыре под развалом из кирпичей. Можно было податься в бега, но Монах остался в банде, потому что именно среди доходяг хватало тех, кого он искал: потерянных, заблудших, доведённых до отчаяния. Ведь нужно быть совершенно отчаянным человеком, чтобы, например, тянуть из «электры» «батарейку», зная, что компактная молния может испепелить тебя в любой момент. Другой вопрос, что доходяги не очень-то хотели обращаться к свету. Перегрызть горло за миску похлёбки — это они могли. А думать о бессмертной душе — на кой ляд? Стоило Монаху произнести одно-единственное слово на «Б», как в ответ на него выливался целый ушат слов: и на «б», и на «х», и на «ж».

Так бы он и мыкался среди бандитов и доходяг, мало-помалу разочаровываясь в человеческой породе и теряя надежду, если бы не один случай.

В тот двор, где две пятиэтажки примыкали друг к другу, как страницы раскрытой книги, Монах приходил не в первый раз. В подъезде одного из домов, на площадке между четвёртым и пятым этажами, за батареей он уже дважды находил «вспышку», причём без всякого вреда для здоровья. Видимо, «электра», время от времени возрождающаяся на этом месте, разряжалась сама собой, уходила по трубам в землю, а оставленный ею артефакт — вот он, пожалуйста, подходи и бери. После выброса, случившегося накануне, Монах снова спешил на прикормленное место, надеясь в третий раз испытать удачу. Испытал. Ничего не нашёл. И, разочарованный, побрёл вниз.

Он был на третьем этаже, когда во дворе началась стрельба. Стрелял один человек. Из автомата. Очередями по семь-восемь выстрелов. За время, проведённое в Зоне, Монах научился различать подобные тонкости. Когда в рожке у стрелявшего закончились патроны, он осторожно выглянул в окно с разбитыми стёклами.

Во дворе были зомби. Много зомби. Никогда прежде Монах не видел такого скопления мутантов. Около десятка неподвижных тел лежали на земле, а ещё не меньше пятидесяти зомбированных медленно шли от арки в сторону детской площадки. Их было так много, что Монах не сразу разглядел, кого они преследуют. Он заметил человека в военной форме, только когда тот сменил рожок и снова открыл огонь. У зомби тоже были автоматы, но они почему-то не стреляли. Пули выкашивали их, как траву, но мутанты упорно шли вперёд, непонятно на что надеясь. Эта готовность к самопожертвованию пробудила в душе Монаха смутное чувство, распознать которое сразу ему не удалось, однако он запомнил ощущение, чтобы поразмыслить о нём, когда будет время.

Расстреляв три рожка, военный одну за другой бросил в толпу преследователей две гранаты и достал из кобуры пистолет. Он сделал четырнадцать выстрелов, уничтожив ещё несколько зомби, но два десятка мутантов, которые ещё держались на ногах, оттеснили его к детской площадке. Прижавшись спиной к металлической горке, военный выпустил последнюю пулю себе в висок.

Зомби моментально потеряли интерес к покойнику и начали расходиться кто куда.

Не прошло и минуты, когда от торца дальней пятиэтажки послышался крик: «А-а-а суки!» и застучали автоматные выстрелы. Монах посмотрел в ту сторону и увидел группу из пятерых человек. Они были вооружены, в основном автоматами, но у одного за спиной висел снаряжённый гранатомёт. Люди больше не стреляли, они разговаривали о чём-то, но слов Монах не слышал.