Палачи

«О нет!» — мысленно простонал Олег, но вслух не произнёс ни слова. В какой-то мере он был готов к такому повороту разговора. В этом заключалась особенность Столярова. Он не просто делал больно, он делал максимально больно. Покойный Дизель всё-таки был прав. Палач, настоящий Палач…

— Я начну с карты, ладно? Так мне привычнее.

Поразительно, но Михаил как будто оправдывался перед ним. Он достал из внутреннего кармана пиджака ручку и свёрнутое в несколько раз бумажное полотно, как оказалось — карту Европы, причём довольно подробную. Даже сложенная пополам она едва помещалась на столе.

— Значит, как ты, несомненно, знаешь, двенадцатого октября этого года в двенадцать часов двадцать одну минуту потерпел крушение немецкий самолёт, следовавший по маршруту Берлин — Киев. Он разбился при посадке. Рухнул на взлётно-посадочную полосу под таким углом, словно пилоты были уверены, что до земли им ещё километра два. Все сто пятьдесят четыре пассажира и восемь членов экипажа погибли.

Столяров склонился над картой и обвёл кружком чёрный самолётик, больше похожий на крест, нарисованный к северу от Киева. Условное обозначение аэропорта.

— Дальше. Через одиннадцать минут после этого, в двенадцать тридцать две, потерпел крушение самолёт прибалтийских авиалиний, следовавший из Таллинна в Ларнаку. Он упал в районе Белой Церкви, в ста шестнадцати километрах от места падения первого самолёта. Из ста двадцати трёх человек, бывших на борту, не уцелел никто.

Михаил сделал вторую отметку.

— И наконец, российский чартерный рейс Анталья—Москва. Связь с ним была потеряна ещё до пересечения украино-российской границы. С экранов радаров самолёт пропал приблизительно здесь. — Он нарисовал третий кружок примерно посередине между населёнными пунктами Унеча и Стародуб. — Обломки обнаружили спустя четыре часа. Установленное время падения — двенадцать часов пятьдесят две минуты. Погибло… — Столяров вздохнул. — Погибли все.

— И к чему эти кружочки? — спросил Гарин. — Зачем ты вообще мне это всё рассказал? Я слышал то же самое раз сто из выпусков новостей.

— Значит, ты знаешь и официальную причину тройной катастрофы?

— Которую из них? Человеческий фактор? Отказ системы связи? Плохие погодные условия? Конечно, знаю. Только… Что значит официальную? Есть и другая?

— Есть. — Михаил кивнул. — За четыре минуты до первой катастрофы, то есть в двенадцать семнадцать, немецкий самолёт заходил на посадку с севера по широкой дуге, вершина которой находится вот в этой точке. Два других самолёта следовали регулярными курсами и были в это же время, соответственно, здесь и здесь.

Столяров сделал три новые отметки. При этом ему пришлось вдвое уменьшить радиусы кружков, чтобы они не пересеклись друг с другом.

— Что это? — подался вперёд Олег. — Бермудский треугольник?

— Хуже. Припять и её окрестности.

— Что ты имеешь в виду? С самолётами что-то произошло, когда они пролетали рядом с Зоной? Что это было? Выброс? Электромагнитный импульс? Оружие? — Гарин осёкся. — Пси-оружие?

— Дай-ка кружку, — вместо ответа попросил Михаил. Он сделал несколько глотков, потом весь сморщился, будто собрав лицо в кулак, и шумно выдохнул. — Дрянь редкостная, но мозги прочищает хорошо, — прокомментировал он и заговорил, глядя на своё отражение в чёрной, как гудрон, жидкости: — Когда-то я знал одного… Не могу сказать «человека», язык не поворачивается… Знал, скажем так, кое-кого. И этот кое-кто как раз специализировался на удалённом психическом воздействии. Более того, он по непонятной причине всегда тяготел к масштабным авариям на транспорте. Начинал с массовых автокатастроф: Киев, Санкт-Петербург, Берлин. Потом был «Датский клевер», когда три пассажирских поезда столкнулись в одной точке, где их вскоре догнал состав с метанолом. Потом едва не отправился на дно крупнейший океанский лайнер, и только благодаря усилиям норвежской полиции удалось избежать жертв. Я скажу тебе больше, Олежка. В последний раз этот кое-кто был замечен как раз в районе Припяти.

— Чушь! — уверенно сказал Олег. — Почему ты не назовёшь его по имени? Пси-Мастер мёртв. Я убил его.

Когда Столяров не ответил, он заговорил снова, сперва негромко, но с каждой новой репликой повышая тон:

— Зачем ты… Зачем ты всё это придумал, Миша? Ты засиделся в штабе? Тебе не хватает третьей звезды на погонах? Или просто захотелось свежей крови? Ты слишком давно никого не убивал, так? В этом всё дело? Люди погибли, их не вернуть. Марину не вернуть. А ты… Что за бредовые идеи? Что за кружочки на карте? Откуда взялись эти двенадцать часов семнадцать минут? Почему ты молчишь? Почему ты не смотришь мне в глаза, Миша?

— Всё сказал? — Михаил в упор уставился на Гарина, и тот поёжился под его взглядом. — Это хорошо. Теперь пей. Пей и слушай.

Олег послушно отхлебнул из кружки и не почувствовал вкуса.