Палачи

Он испытующе посмотрел на Столярова, который в ответ выразительно пожал плечами, дескать, сам в шоке. Как и в тот раз, Михаил сидел напротив Олега, правда, теперь его правая рука не была пристёгнута наручником к кольцу в полу кабины, а покоилась на прикладе лежащего на коленях автомата, да и сам он вместо кедов и линялой спортивной формы был одет в комбинезон защитного цвета и высокие шнурованные ботинки. На Гарине был точно такой же костюм, хотя он совершенно не помнил, когда его успели переодеть. Память начала его подводить уже в зале вылета аэропорта, когда закончилось действие «специального» чая. На смену бодрости и ясности мысли пришли апатия, сонливость и непреодолимое желание опохмелиться. Однако Столяров наотрез отказался покупать спиртное, а всех денег Олега, учитывая стоимость напитков на борту, не хватило бы даже на баночку пива. Кажется, он всё-таки нашёл выход. То ли попросту стянул пару крошечных бутылочек из передвижного ящика проходившей мимо стюардессы, то ли выклянчил стаканчик у сидящих через проход мужичков, которые всю дорогу чем-то деловито булькали, прикрываясь газетой. Память Гарина хранила отрывочные воспоминания об обоих вариантах. Несколько чётче он помнил, как его развезло в трясущейся туалетной кабинке и как кто-то долго ломился в дверь снаружи, а потом вдруг перестал ломиться, и наступила тишина. От неё-то Олег и проснулся… чтобы обнаружить себя в кабине вертолёта, летящего над лесом навстречу серому рассвету, и подумать: «Не-ет!».

Вертолёт клюнул носом воздух, и лопасти винта закрутились, быстро набирая обороты. Навряд ли кто-то, кроме пилота, мог сказать, чем была вызвана пятисекундная остановка мотора. Олег вздохнул облегченно. Поймав его взгляд, Михаил усмехнулся, потом вопросительно выпятил подбородок: «Как самочувствие?» Гарин кивнул: «Нормально», и уже на середине кивка снова провалился в сон.

Спал он беспокойно и, кажется, недолго, а окончательно проснулся только после раздавшегося над самым ухом окрика:

— Филимонов, к станку!

Гарин дёрнулся, ощутимо приложился затылком к выступу на стенке кабины и прикусил язык.

— Напугал? Извини… — сказал тот же голос на два тона ниже, потом, подумав, добавил: — …те. Товарищ подполковник, разрешите…

— Ш-ш-ш! Отставить, — перебил его Столяров. — Считай, что нас здесь уже нет. И, кстати, никогда не было. Ясно? Тогда всё. Командуй, капитан.

Розовощёкий Филимонов занял место возле пулемёта, и командир отряда обернулся к пилоту:

— Савченко! Наших видишь? Левей смотри! Теперь увидел? Вот туда и сажай.

Олегу показалось, что молодой капитан немного стесняется отдавать приказы в присутствии старшего по званию, хотя, судя по его форме, они с Михаилом проходили по разным ведомствам.

Лес расступился, и бледное рассветное солнце на миг осветило верхние этажи какого-то здания с чёрными провалами окон и поросшей деревьями крышей. В сердце Гарина привычно прокралась тоска. Он вдруг вспомнил, как улетал из Зоны. Вот так же сидел, прислонившись лбом к прохладному стеклу, смотрел на мелькающие крыши домов и повторял как заведённый: «Никогда! Никогда! Никогда!» Это же слово было выгравировано на их обручальных кольцах. «Никогда не расставаться». Своё Олег до сих пор носил на пальце, даже не стал переодевать на другую руку, или что там принято у вдовцов? Маринино кольцо, потускневшее и деформированное, лежало дома в маленькой шкатулке. Там же хранилось то, что осталось от её загранпаспорта, определить принадлежность которого удалось только по номеру, так как титульная страница сгорела вместе с пластиковой обложкой. Почти всё сгорело тогда. Даже рощица, на которую рухнул самолёт. Осталось только кольцо, несколько розовых обгоревших страничек и цинковый гроб, выгруженный на лётное поле внуковского аэропорта. И на внутренней поверхности кольца ещё можно было прочесть надпись «Никогда не расставаться». «Ничего, — подумал Гарин. — Теперь, может, уже скоро увидимся. Водка — это всё-таки слишком долгий путь…»

Столяров выбрался из кабины первым, едва шасси вертолёта коснулось земли. Олег, придерживая рукой край капюшона, последовал за ним. Двигатель продолжал работать на малых оборотах. Поток воздуха от лопастей и тяжесть рюкзака пригибали Гарина к земле. В двадцати шагах от вертолёта он смог выпрямиться и перевести дух. Для вчерашнего запойного пьяницы новый день начинался чересчур активно. К слову сказать, в физическом плане Олег чувствовал себя на удивление неплохо.