Палачи

«Охраняется для исключения возможного побега и угрозы извне. Опасности изнутри они не ожидают, ведь в соседнем крыле лежат наши коллеги. Вряд ли там внутри всё так строго. И вообще, сотрудник при исполнении имеет неограниченные возможности и полномочия. Нужно сделать запрос, в результате чего наступила смерть. Может причиной этому стала ошибочно сделанная инъекция, или сбой в работе систем жизнеобеспечения…».

«Да…но это будет только завтра. Тем более эта проверка может его спугнуть. – я вскочил со стула и возобновил свои метания по кабинету. – Он может насторожиться. Для такого звериного чутья нужен малейший намёк, сигнал, чтобы он почувствовал, что, что-то не так. И тогда мы его уже не найдём! Нужно брать его, пока он лежит в больнице».

«Но у нас нет, оснований, улик, одни только домыслы…» – развела руками Вика.

«Ты же сама нашла улику. – Вскрикнул я, останавливаясь – Этот блокнот, он должен быть у него на рабочем месте…».

***

Как две взявшие след ищейки , не сговариваясь, мы ринулись в кабинет оперативников, и стали обыскивать стол Ивана. Пока Вика перебирала лежащие на столе бумаги, я проверял ящики стола, выдвигая их один за другим.

Но наши поиски были тщетны. Иван был ещё тот аккуратист. Все документы, что на столе, что в ящиках лежали листочек к листочку, папочка к папочке. Всё было рассортировано, пронумеровано и разложено по соответствующим стопочкам. Ни одного не относящегося к работе документа, ни одного рисунка, или произвольной записки мы не нашли. Не было и злосчастного блокнота. Теперь даже я вспомнил, что Иван что-то постоянно в нём черкал, но его и след простыл.

«Скорее всего, он избавился от блокнота, когда понял, что мы ищем музыканта!» – Тяжело вздохнул я, падая на стул. – Да уж, какой дурак будет хранить улики против себя в служебном кабинете…».

«Но они по любому должны быть у него дома!» – холодно произнесла Вика, и по её изменившемуся, ставшим сосредоточенным лицу, я понял, что её уже не остановить.

«Обыск? Но нам никто не даст на него ордер…». – Этот вопрос был риторическим, потому что я знал на него ответ.

Уже через каких-то пару минут мы стояли на улице и под струями ледяного дождя ловили такси.

Победителей не судят. Мы решили преступить закон и обыскать квартиру Ивана, надеясь, что овчинка стоит выделки и после поимки преступника, нас не будут судить слишком строго. Не наученные горьким опытом , мы продолжали нашу игру в «кошки мышки».

***

Было уже за полночь, когда мы приехали на место. Мы остановили такси в квартале от нужного дома, чтобы не вызывать никаких подозрений, и шли туда пешком под непрекращающимся дождём. Я помню лицо Вики, по которому стекали холодные струйки. Она была мокрой, замёрзшей, бледной, но в этот момент её глаза горели. Она была счастлива тем, что наконец-то сможет поставить точку в этой истории. Поставить точку прежде всего в своей голове. Она была как засохший цветок, на который наконец-то упали долгожданные капли. Она была словно распустившийся бутон…

Глаза старика горят. Взгляд его устремлён куда-то в даль, пронзая толстые стены дома, ночную темноту, пространство и время. Он видит очень далеко, он видит тот далёкий дождливый вечер, худенькую небольшую женщину в насквозь промокшем плаще, уверенно шагающую по лужам. Он видит серый приближающийся дом, который вырастает перед ними словно огромная гора.

– Он жил в небольшом частном доме, который достался ему от бабушки. Родители его развелись и жили каждый своей семьёй, просто вычеркнув из своих жизней плод неудачного брака. Это первое, самое жестокое предательство, которое можно себе вообразить, обрекло Ваню на вечное одиночество. Он не мог иметь друзей, заводить подруг, из-за глубоко сидящего внутри врождённого чувства нелюбви. Его друзьями были книги, и, как мы убедились позднее, музыка. Всё остальное в этом мире, включая, издаваемые им звуки, было ему врагом.

– Дед, но ты же сам говорил, что этот Иван был твоим другом!

– Как оказалось – нет. Это я так думал. Я думал, что являюсь единственным его другом, тем единственным человеком, которому он приоткрывал дверцу в своё одиночество. Как оказалось, он показывал мне только прихожую, сени, не провожая в мрачные комнаты, в тёмный чулан, со страшными, хранящимися в нём артефактами.

Я уже говорил, что мы были с ним чем-то похожи. Оба были одиночками, со схожими, на первый взгляд, интересами. Меня тоже бросили родители, и я тоже сложно сходился с людьми. Видимо такие люди притягиваются друг к другу. Если бы я знал, кем он был на самом деле…– Дед вздыхает, тянется к пачке, но увидев, что она опустела, берёт со столика новую.

– Мы подошли к дому, который грустно смотрел на нас, умываемыми дождём, слепыми окнами. Пробраться вовнутрь не было проблем. Калитка была открыта, а собаки в периметре двора не было. По понятным причинам Ваня не любил собак. Проникнуть внутрь, было решено через окно, смотрящее в сад. Так нас не могли заметить с улицы, а соседи из дома напротив уже спали, судя по потухшим окнам.