– Вот же он, перелом! – воскликнул румяный и радостный ротный с рукой на перевязи.
Иван сидел, привалившись спиной к стене землянки в три наката, и у него билась мысль, радостная и гордая, что в этом есть и его заслуга. Пусть он не воевал на улицах Сталинграда, где личный состав рот за неделю обновлялся по три раза. Но зато он вгрызся в снег и не пропустил к Сталинграду танки генерала Гота.
– Теперь все пойдет по-другому! – произнес Иван.
– Год еще – и мы в Берлине спирт будем пить, – мечтательно улыбнулся комроты.
– Тогда уж шнапс. Или коньяк – чего там немцы пьют.
Вскоре полк передислоцировался на новое место. Потекли дни, превращаясь в недели и месяцы, в позиционном противостоянии измотанных армий. Стороны щупали оборону друг друга, пытались атаковать. И еще немцы не уставали портить нервы своими громкоговорителями-матюгальниками: «Рус, сдавайся, не защищай командиров-жидобольшевиков. Будет тебе еда, шнапс и сигареты».
Однажды по матюгальнику выступил перебежчик. Он настолько красноречиво и убежденно расписывал, какие радости и деликатесы ждут советских солдат при сдаче в плен, будто и впрямь рассчитывал, что красноармейцы сейчас соберут манатки и побегут Гитлеру в лапы.
– Как поет! – Иван пытался высмотреть в бинокль прячущуюся за изгибом местности агитационную машину и прикидывал, как навести на нее артиллерию.
А предатель разливался соловьем:
– Я, бывший красноармеец Сасько, с первых дней понял бессмысленность сопротивления! И не жалею! Так хорошо я не жил никогда! Германцы – это цивилизованный европейский народ…
– Ух ты! – воскликнул Богатырев. – Сасько! Жив, сволочь, так его растак через вольтову дугу!
– Как же я его тогда, в сорок первом, не шлепнул! – с чувством произнес Иван…
Спокойным их позиционное стояние на передовой назвать было нельзя. Но такого кошмара, танковых клиньев, массированных атак, как раньше, не было. Складывалось ощущение, что немцы выдыхались. Но Иван считал, что готовится большая свара.
Тягучая окопная жизнь на одном месте давала возможность обосноваться в землянках по-хозяйски, с уютом. Горели лампы, сделанные из снарядных гильз. Свободные от службы бойцы читали газеты и письма из дома. Перешивали пришедшие на смену петлицам погоны, к которым никак не могли привыкнуть. И Иван не мог. Смотрелся в небольшое, найденное в брошенном доме в близлежащей деревне зеркало и испытывал смешанные чувства. Золотопогонниками презрительно именовали белогвардейцев, врагов трудового народа. Но ведь за погонами была и славная история русского оружия. Они будто приподнимали над вечной суетой мира, выделяя из нее главное – доблесть и честь. И красиво же! Да и пока еще неофициально командиров стали называть офицерами. Возвращались русские традиции, как мощная опора непобедимого духа русского народа.
В немецкий тыл для прощупывания противника постоянно ходили разведгруппы. Провожали их как смертников. Уж слишком часто они не возвращались обратно.
Однажды среди ночи в окоп разведчики притащили языка – упитанного немца. Кинули, как коровью тушу, на землю.
– Как вы смогли-то? – поинтересовался Иван у лейтенанта – командира группы.
– Походишь с мое за линию, так сам научишься, – хмыкнул лейтенант.
И оказался своеобразным пророком.
Уже весна входила в свои права. Долгожданное тепло разогревало тела и души. Казалось, впереди такая же светлая и безмятежная жизнь, как это небо и ласковое солнце.
Утром Ивана вызвали в штаб полка, располагавшийся в двух километрах от его взвода. Пока он шел, на открытом пространстве немецкий снайпер чуть не снял его, пришлось плюхаться в лужу с грязью и пробираться ползком. Так что пришел в штабную избу он измазанный в глине и злой.
Командир полка насмешливо посмотрел на него:
– По виду уже подходишь.
– Для чего, товарищ подполковник? – не понял Иван.
– В разведку тебя хотим перевести. Командиром взвода.
Иван знал, что от прошлого состава разведвзвода никого не осталось. Кто-то убит, командир в госпитале.
– Служба опасная, – сказал подошедший худощавый, невысокий капитан – начальник разведки полка. – Но ты тот, кто нам нужен. Спортсмен. Видел, как ты движешься и контролируешь обстановку. У тебя все получится. Танки есть кому жечь. А вот языков таскать – это искусство.
– А как же мой взвод? – спросил Иван.
– Взвод будет переформирован в стрелковый, – объявил комполка. – Хотел тебя комроты поставить, Вильковский. Давно уже вырос. Но пойми, сейчас разведка нужнее. Смотри, дело добровольное. На твое решение.
Иван и сам видел, что эффективность противотанковых ружей падает с принятием немцами на вооружение новых танков с усиленной броней. Уничтожение бронетехники все больше ложилось на авиацию, артиллерию и самоходные артиллеристские установки. Бронебойщики-пехотинцы с честью выполнили свои задачи, перемалывая танковые клинья у Москвы и Сталинграда. И изжили себя.
– Я понял, товарищ подполковник, – кивнул Иван. – Согласен.