Палачи и казни в истории России и СССР

На вашем столике бутоны полевые

Ласкают нежным запахом издалека,

Но я люблю совсем иные,

Пунцовые цветы ЧеКа.

Когда влюбленные сердца стучатся в блузы,

И страстно хочется распять их на кресте,

Нет большей радости, нет лучших музык,

Как хруст ломаемых и жизней и костей.

Вот отчего, когда томятся Ваши взоры,

И начинает страсть в груди вскипать,

Черкнуть мне хочется на Вашем приговоре

Одно бестрепетное: «К стенке! Расстрелять!»

Чекистские методы уничтожения и пыток были столь ужасными, что следственные комиссии белых армий, отвоевывавшие у красных города, поражались изуродованным трупам: у них часто были выколоты глаза, отрезаны носы, уши и конечности, раздавлены половые органы и вырваны кишки; тела не хоронили и не выдавали родственникам, а выбрасывали на свалки, в море, в реки и карьеры. Помещения для расстрелов были покрыты коркой от запекшейся крови и разлетевшихся мозгов — и их не убирали не только по нечистоплотности, но, возможно, и из садистского желания унизить жертву в последние моменты ее жизни: человек должен был с ужасом сознавать, что сейчас и его мозги добавятся в эту зловонную кашу. Судя по этим картинам, для работы в ВЧК нормальный человек был непригоден. Карательная машина Дзержинского производила некий естественный отбор сотрудников, принимая патологически кровожадных и даже психически ненормальных изуверов, находивших удовольствие в работе палача. «Волею революционной власти, — писал первый народный комиссар юстиции, левый эсер Штейнберг, — создавался слой революционных убийц, которым суждено было вскоре стать убийцами революции» (15: 55).

ЧК изначально была не только карательной, но и мародерской организацией. В августе 1919 г. ВЧК издала приказ о том, что вещи расстрелянных концентрируются у видного чекиста А.Я. Беленького — начальника охраны Ленина — и распределяются по указанию Президиума ВЧК. Награбленное шло в первую очередь начальству. Сам Ленин получил от хозотдела Московской ЧК счет за полученные костюм, сапоги, подтяжки, пояс — всего на 1.417 руб. 75 коп. У Петрочека «был свой счет в Нарбанке, на который поступали конфискованные у осужденных деньги и выручка за продажу их имущества; рядовые чекисты не брезговали торговать одеждой и обувью казненных и, случалось, предлагали выкупить все это их родственникам» (22).

В архивах ЦК партии и в архиве Дзержинского сохранились многочисленные рапорты ответственных партийцев, ревизоров ВЧК, рисующие «разложение» местных органов политической полиции, «опьяненных кровью и властью». Упразднение всех юридических и моральных норм способствовало полной самостоятельности местных ЧК, их превращению в кровавые, никем и ни в чем не контролируемые застенки. Приведем выдержки из подобных рапортов. Инструктор ВЧК Смирнов сообщает Дзержинскому 22 марта 1919 г. из Сызрани: «Я просмотрел дело о кулацком восстании в Ново-Патренской волости. Пришел в ужас от хаотического ведения дел. Допрошено 75 лиц. Изо всех показаний невозможно уловить, что произошло <...>. Расстрелы производились так: 16.11 — 5; 17.11 — 13. Постановления вынесены 28. II, через двенадцать дней позже произведения в исполнение. Когда я спросил местного начальника ЧК, он мне ответил: “Некогда разбираться и писать постановления. И к чему же, раз ликвидируем кулачество и буржуазию?”» Ярославль, 26 сентября 1919 г., донесение секретаря губкома РКП(б): «Чекисты грабят и задерживают кого угодно. Зная, что они будут безнаказанными, они превратили местную ЧК в сплошной притон, куда приводят “буржуек”. Пьянствуют вовсю. Кокаин употребляется местным начальством». Астрахань, 16 октября 1919 г., донесение Н. Розенталя, инспектора Управления особыми отделами: «Начальник Особых Отделов XI армии Атарбеков не признает даже и центральной власти. 30 июля, когда тов. Ваковский, сотрудник ВЧК, откомандированный из Москвы для ревизии и налаживания работы, зашел к Атарбекову, тот ему заявил: “Скажите Дзержинскому, что я проверять себя не дам”. <...>. Штат состоит из подозрительных, а иногда и уголовных элементов, не соблюдающих никаких норм <...>. Дела операц[ионного] отдела в полном беспорядке. О расстрелах даже нет личных постановлений, лишь списки, часто неполные, с краткой заметкой, что “расстрелян по распоряжению тов. Атарбекова”. В деле мартовских восстаний даже не разберешь, кого, за что и почему расстреляли <...>».