Палачи и киллеры

Подделав письмо от ее имени, Шульмейстер отправил его к герцогу Энгиенскому; в письме она умоляла вызволить ее из заточения. Любовник немедленно ответил ей. Он полагал, что ему удастся подкупить тех, кто арестовал ее, и они позволят ему похитить ее, поскольку Бельфор расположен неподалеку от территории маркграфства Баденсакского.

Но Шульмейстер уже приготовился; и не успел герцог ступить ногой на французскую землю, как был схвачен и спешно увезен в Страсбург, а отгуда в Венсенн.

Уже через шесть дней после своего ареста герцог был осужден военным судом. Воспользовавшись первой же возможностью, он отправил письмо своей возлюбленной с объяснением причины, по которой он не мог помочь ей.

Она, впрочем, уже сослужила Шульмейстеру службу и была выпущена на свободу, даже не сознавая того, какую роль она поневоле сыграла во всей этой страшной истории.

В ту же ночь молодой герцог был расстрелян, причем палачи заставили его держать фонарь, чтобы им удобнее было целиться.

Говорят, Савари заплатил Шульмейстеру за это дело сумму, соответствующую 3 000 долларов. Так дорого стоил этот каприз Наполеона! Талейран заметил по поводу судебного убийства герцога Энгиенского: «Это хуже, чем преступление; это ошибка!».

Шпионский талант Шульмейстера был как бы создан специально для интриг большого масштаба. Савари, приблизившийся после казни молодого Бурбона к своей заветной цели — обладанию герцогским поместьем, в следующем году представил Шульмейстера самому Наполеону со словами:

«Вот, ваше величество, человек, составленный сплошь из мозгов, без сердца».

Наполеон, которому предстояло в один прекрасный день сказать Меттерниху: «Я не посчитаюсь с жизнью миллиона немцев!», встретил благосклонной усмешкой эту характеристику единственного в своем роде контрабандиста-шпиона с таким «анатомическим дефектом».

Наполеон любил говаривать: «Шпион — естественный предатель».

Он нередко говорил это Шульмейстеру; однако нет данных, чтобы Наполеон был когда-нибудь предан военным шпионом, хотя сам он тратил крупные суммы на подкуп видных представителей дворянства, торговавших собой на рынках предательства.

После вторичного занятия Наполеоном Вены Шульмейстер был назначен цензором, наблюдавшим за печатью, театрами, издательствами и религиозными учреждениями. На этом поприще он проявил особую и похвальную проницательность, приняв меры к широкому распространению среди народов Австрии и Венгрии сочинений Вольтера, Монтескье, Гольбаха, Дидро и Гельвеция; произведения всех авторов до той поры находились в монархии Габсбургов под строгим запретом, исходившим как от церковной, так и от светской власти.

Наилучшее описание личности Шульмейстера оставлено нам Каде-де-Гассикуром, аптекарем Наполеона: «Нынче утром я встретился с французским комиссаром полиции в Вене, человеком редкого бесстрашия, непоколебимого присутствия духа и поразительной проницательности. Мне любопытно было посмотреть этого человека, о котором я слышал тысячи чудесных рассказов. Он один воздействует на жителей Вены столь же сильно, как иной армейский корпус.

Его наружность соответствует его репутации. У него сверкающие глаза, пронзительный взор, суровая и решительная физиономия, жесты порывистые, голос сильный и звучный. Он среднего роста, но весьма плотного телосложения; у него полнокровный, холерический темперамент.

Он в совершенстве знает австрийские дела и мастерски набрасывает портреты виднейших деятелей Австрии. На лбу у него глубокие шрамы, доказывающие, что он не привык бежать в минуту опасности. К тому же он и благороден: он воспитывает двух усыновленных сирот. Я беседовал с ним о «Затворницах» Ифланда и благодарил его за то, что он дал нам возможность насладиться этой пьесой».

Это было в 1809 году. Шульмейстер, покинув Вену, некоторое время был генеральным комиссаром по снабжению императорских войск в походе. Сколь выгодно ни было право распределения военных поставок и хозяйственных льгот, все же Шульмейстер не соблазнился им и вскоре вернулся к исполнению своих обязанностей шпиона. Тогда он был уже богачом. За несколько лет до этого он купил себе роскошный замок Мейно в родном Эльзасе, а в 1807 году — второе большое поместье близ Парижа; оба они стоили, по нынешним ценам, свыше миллиона долларов.

Хотя в тогдашнем своем положении он вправе был именовать себя «господином де-Мейно» и жить роскошно, как помещик, для императорской военной касты он по-прежнему оставался смелым и ловким секретным агентом.

Он просил своего приятеля, Лассаля, отважного командира легкой кавалерии(вскорости погибшего при Ваграме) уговорить Наполеона пожаловать ему орден Почетного легиона; Лассаль вернулся от императора и сказал Шульмейсте-ру, что Наполеон наотрез отказал в этом, заявив, что золото — единственная подходящая награда для шпиона.