Палачи и придурки

— Ка-ак?! — взвился прокурор. — Он еще кивает! Ну вот что, Блохин, некогда мне тут с тобой. Имей в виду: если бы не чрезвычайной тонкости задание, которое я не могу никому другому доверить, полетел бы ты у меня! Это уж как пить дать! Ладно, на сей раз замнем, но помни, крепко помни!

Виталий Алексеевич сник, склонил повинную голову к столу, заерзал по нему подбородком: виноват, все учту, буду помнить. Иван Семенович, успокаиваясь, сел за стол, придвинул, ему чистый лист бумаги и ручку.

— Так, записывай: Чиж Всеволод Петрович, профессор, директор кардиологического центра, заведующий кафедрой Медицинского института. Записал? Так вот, поступил сигнал оттуда. Иван Семенович воздел указательный палец к потолку. — Толком ничего не известно. Может, взятки, может злоупотребление — разберешься. Задача твоя аккуратно, без малейшего шума все проверить. Самолично. Оперативной группы тебе не будет, все сам. Сечешь?

— Секу, Иван Семенович.

— Вот так. Через пару недель доложишь. Ладно, к себе не ходи, не маячь там фонарями-то. Презентую уж от моих щедрот, — прокурор из стола достал новенькую дерматиновую папку черного цвета, придвинул следователю. — Ступай уж, самогонщик! Ступай домой, наведи марафет на роже, и за дело. Будь здоров! Э-эх! — покачал он головой добродушно.

Виталий Алексеевич аккуратно вложил в папку первый, наполовину исписанный листок, захлопнул, взял под мышку и с видом нашкодившего отличника на цыпочках вышел из кабинета.

* * *

Председатель горисполкома Борис Сергеевич Голованов с полчаса уже сидел в приемной Егора Афанасьевича, поглядывал на часы и нервно выстукивал носком ботинка на паркете какой-то мотив. Софья Семеновна неодобрительно поглядывала на его ботинок и поджимала губы. Борис Сергеевич не замечал.

— Где ж это Егор Афанасьевич задерживается! — говорил он, скользя как бы ненароком взглядом по круглым и твердым коленкам секретарши.

Софья Семеновна надменно кривила рот.

— Где надо, там задерживается. Может человек хоть раз пообедать по-человечески, в кругу семьи. Ведь весь в работе, весь в напряжении. Может он расслабиться.

— Эт-то точно, — тут же поддакнул Борис Сергеевич.

«Ах ты, выдра! — подумал. — Я бы с тобой... расслабился!»

— А-а, мэр! — бросил Егор Афанасьевич, входя в приемную и уловил в его голосе Борис Сергеевич пренебрежение и неудовольствие. — Н‑ну, расскажи, как докатился до жизни такой, расскажи. Демонстрации несанкционированные у тебя уже по городу разгуливают, плакаты носят. Может, и баррикады скоро начнем строить?

— Да какие там демонстрации, Егор Афанасьевич! — семеня за ним в кабинет, разводил руками Борис Сергеевич. — Так, студентишки побаловались, художники там всякие — ерунда, одним словом.

— Художники, говоришь? Ну вы им суток по пятнадцать пропишите, пусть помахают метлой на благо общества. Не все кисточкой-то махать.

— А это уж как положено! За хулиганство, за нарушение общественного порядка.

— Правильно мыслишь. Только вот что: с каждым разберитесь тщательно. Отъявленных бузотеров надо выявить, демагогов. И на заметку.

— Выявим.

— Действуй, Борис. Аккуратно только, дров не наломайте.

— Понятненько. Бегу! — приободренный Борис Сергеевич пуговицы на плаще застегнул, в нетерпении перебирал ногами, готовый сию минуту ринуться и все исполнить. — Ах вы, профессора-лягушатники, вот я вас! — погрозил он в окно пальцем.

— Чего, чего? Какие профессора?

— Да это я так, шучу. Профессора там в толпе знакомого встретил. Пожилой уже хрен, а тоже туда же, тоже ручонками машет.

— Этому-то что надо было!?

— Бог его знает. Затесался, ну и взыграла кровинушка, забурлила. Известный кардиохирург, свояченице моей операцию делал.

— Кардиохирург? Стой! А фамилия?

— Чиж. Всеволод Петрович Чиж.

— Ну-ка, ну-ка! Да ты плащ-то сними, повесь вон на вешалку. И не топчись, не егози, словно тебе приспичило. Сядь вот, расскажи толком, что и как. Впрочем, минутку.

Придержал жестом председателя и снял телефонную трубку.

— Кирилюк? Я там у тебя сейчас Андриана Аристархова видел. Подошли-ка его срочно ко мне. Да и сам забеги, дело есть.

Положил трубку и опять остановил встрепенувшегося Бориса Сергеевича:

— Подожди.

А в левом его глазу запрыгал, заиграл огонек — глаз словно бы оборотился вовнутрь самого Егора Афанасьевича, разглядывая там что-то, соображая. Через несколько минут дверь кабинета отворилась, и вошел невысокий и плотный заведующий отделом пропаганды и агитации Кирилюк, за ним, над лысым его черепом, возвышалась согбенная фигура редактора областной газеты «Правда Благова» Андриана Аристархова. Сивая шевелюра редактора по сторонам его узкого унылого лица свешивалась поэтической гривой и вздрагивала при каждом шаге ее обладателя. Что-то покорно-верблюжье было в облике Андриана, и со стороны казалось, будто Кирилюк ведет его за собой на поводу.