В неустанном сексуальном поиске Берия был настолько горазд на выдумку, что озадачивал не только своих партнерш, но и бывалых военных следователей, которым довелось работать с десятками свидетельниц. Специфический язык юристов заметно уступает живой человеческой речи, поэтому при изучении протоколов допросов я, признаться, тоже кое–где заходил в тупик. Приведу пример из показаний гражданки Ж.:
«Берия предложил мне сношение противоестественным способом, от чего я отказалась. Тогда он предложил другой, тоже противоестественный способ, на что я согласилась».
Как прикажете понимать этот ребус?
Противозачаточные средства в те времена были самыми примитивными и Берией отвергались. Когда же его партнерши «залетали», что случалось довольно часто, им в порядке исключения делали аборты в лечебных учреждениях МВД СССР, о чем заботился полковник Саркисов. Если же в душу Саркисова закрадывались подозрения в том, что произошло это от Лаврентия Павловича, он безжалостно отказывал просительницам, потрясая имевшейся у него справкой, что Берия не способен к деторождению.
Были у Берии и внебрачные дети. Одного из них за год до войны под чужой фамилией поместили в детский дом на окраине Москвы, а другого, появившегося на свет десять лет спустя, Берия предложил отдать на воспитание в деревню, что не встретило понимания матери. О деревне я упомянул только потому, что в данном случае у Лаврентия Павловича проявилось идиллическое, книжное представление о колхозниках, о полногрудых сельских кормилицах, о здоровой крестьянской пище и т. п. Голодной послевоенной деревни он толком не знал и, судя по всему, знать не хотел.
Приведенный мною термин «книжные представления» к Берии применим лишь отчасти, ибо Лаврентий Павлович редко посвящал свой досуг чтению, предпочитая, как уже отмечалось, более активные формы отдыха. А в перерывах между постельными развлечениями он с очередной дамой и полковниками Саркисовым и Надарая с азартом играл в подкидного дурачка, запуская глаза в чужие карты. Если учесть, что у полковников на двоих со скрипом набиралось десять классов средней школы, да и дамы особой культурой не отличались, то можно представить себе, как радовали Лаврентия Павловича жаркие карточные баталии. В собеседницах Берия не нуждался, для него отбирали женщин исходя только из возраста — до 24 лет. Любовницы подолгу не удерживались. За исключением тех, кто обнаруживал знойный темперамент и высшую постельную квалификацию. В этой связи замечу, что больше других нравилась Берии проститутка по кличке «Белла», для проформы числившаяся официанткой московского кафе № 612. Ее, по словам охранников из «девятки», Лаврентий Павлович уважительно именовал «профессором».
Уже знакомая читателям артистка Радиокомитета М., которой Берия помог перебраться из Подольска в Москву, из чувства благодарности и сама отдавалась Лаврентию Павловичу, и поставляла ему своих приятельниц. Во время последней их встречи 24 или 25 июня 1953 года (точную дату она не запомнила) М. получила заказ на красивую подругу со сроком исполнения трое суток, однако групповой секс не состоялся — Берию уже арестовали. Сам по себе этот факт, конечно, не определяет, был заговор Берии или нет. Но, по сути, он идеально укладывается в рамки анализа доказательной базы обвинения, чему посвящалась предыдущая глава. В самом деле, трудно допустить, что человек, вознамерившийся буквально на днях осуществить государственный переворот, как ни в чем не бывало развлекается со случайными женщинами, тогда как ему надлежит день и ночь дирижировать заговорщиками и прослеживать каждый шаг противников.
Чувствовал ли Берия приближение своей гибели? Предпринимал ли какие–либо шаги с целью обезопасить себя, ответить ударом на удар?
Архивные документы дают основание полагать, что в самый последний момент Берия ощутил эту опасность, но было уже поздно.
ЧЕЛОВЕК ЧЕСТИ
Обществом чести иногда называют сицилийскую мафию — тот преступный синдикат, в котором лютая жестокость к врагам и предателям сочетается с верностью младших старшим и даже с весьма своеобразным нравственным кодексом, точно определяющим нормы поведения как клановых пастырей, так и послушной им паствы. Соответственно, люди чести — это мафиози, сверху донизу повязанные круговой порукой. И если в документальной прозе допустимы литературные реминисценции, то позволительно сравнить Берию с доном Вито Корлеоне, героем нашумевшего романа Марио Пьюзо «Крестный отец», а человека, о котором я намерен рассказать, — с Люкой Брази, боевиком семейства Корлеоне, безраздельно преданным дону и не боявшимся ни бога, ни черта. Лица из ближайшего окружения Берии, понятно, слыхом не слыхали про Люку Брази — роман Пьюзо вышел в свет, когда их уже не было в живых, — однако с редким единодушием характеризовали пока что не названного мною человека как храбреца и цепного пса Лаврентия Павловича.