— Ну а почему бы, — торжественно сказал Влк, словно уже вручал ей диплом и свидетельство об окончании, — и нет?
Он перенес тяжесть тела на правую ногу, сделал шаг и, наконец, оказался в своем.
18.
классе. Он чувствовал за собой нетерпеливое дыхание Шимсы, по не хотел нарушать очарование этого мгновения. Он смотрел на них, а они все еще глядели на нее — кто растроганно, кто взволнованно или по крайней мере растерянно, — как все, увидевшие ее впервые.
Франтишек почти физически ощутил свою нескладность и застеснялся залатанных джинсов, которыми до этого гордился. Близнецам вдруг пришло в голову, что абсолютное сходство — не преимущество, а недостаток, так как лишает каждого из них индивидуальности. Альберт впервые за долгое время согнулся под тяжестью горба: он понял, что мускулы вызывают уважение, но не любовь. У Шимона, обделенного интеллектом, сработал животный инстинкт, который подсказывал ему, что перед ним если и не сам ангел, то что-то не менее потрясное. А Рихард сразу же, как только почувствовал, что заливается румянцем, понял: он влюбился.
В этот момент Шимса подал знак — кашлянул, и все, в том числе и девушка, обернулись к двери.
Они увидели величавого профессора и мускулистого доцента — оба были в тех самых бордовых пиджаках с гербами, подчеркивавшими торжественность момента, — а за ними Карличека в голубом плаще „стаса“, который держал классный журнал в роскошном переплете. Будущие ученики с любопытством смотрели на будущих учителей, которых видели только на вступительном экзамене, и в их глазах, настороженных и доверчивых, нетрудно было прочесть: кто вы? какие вы? что хотите от нас?
Разумеется, Влк, педант и аккуратист, даже в такой момент не мог пустить дело на самотек. Свою вступительную речь он не только написал, но и выучил наизусть, чтобы показать, какое значение здесь придается самостоятельному мышлению и экспромту. Поскольку ознакомить учеников с планом занятий и списком шифров, а также избрать старосту класса предстояло Шимсе, Влк решил остановиться на вещах принципиальных. В нескольких ярких фразах, не уступавших некоторым пассажам де Местра, он собирался набросать портрет мужчины („из ребра которого, — шутливо говорилось в тексте и адресовалось Лизинке, — именно в наше время была сотворена женщина“), который приходит в историю человечества из тьмы веков, чтобы, несмотря на свое зачастую унизительное положение, быть подлинным властителем человеческих жизней (в тексте удачно подчеркивалось этимологическое родство слов „экзекуция“ и „экзекутива“), быть тем единственным лицом, кто по закону имеет право их отнимать (в тексте — прекрасный пассаж о королях, несправедливо прозванных палачами, в то время как их палачам никогда не присваивали титул королей). Потом он намеревался перейти непосредственно к самой специальности, чтобы доказать, что это скорее искусство, нежели ремесло, и даже клиент должен по достоинству оценить с выдумкой проведенную Акцию. Влк включил в свой доклад яркую сцену из мемуаров семьи Сансон, где идет речь о Франсуа Робере Дамьене, которого обработали 28 марта 1757 года на Гревской площади за покушение на короля Людовика XV: