— Итак, — сказал он непривычно мягко, почти нежно, давая знак Шимсе, чтобы тот сразу переходил к организационным делам. — Итак, — повторил он и тоже закашлялся, чтобы никто не догадался: он волнуется и потому изменил программу, — ребята.
19 за дело!
В пятницу 21 декабря вместе с Козерогом прикатила зима. Еще в четверг с утра казалось, что на редкость слякотная, промозглая и зябкая осень в этом году так и не кончится. Но к вечеру дождь перестал, ночью столбик ртути упал на два деления ниже нуля, а утром по всему городу уже ревели сирены машин „скорой помощи“, подбиравшие первых пострадавших с переломами. Ближе к одиннадцати пошел снег — сперва мелкая пыльца, потом снежинки и, наконец, хлопья.
Когда класс возвращался из „Каперса“ — на обед давали рыбный суп и индейку, да еще каждый получил сухим пайком по половинке рождественского пирога, — уже можно было играть в снежки. Но от этого удовольствия пришлось отказаться: с двух часов занятия вел Влк, который не прощал опозданий. Он никогда не наказывал сразу, но опоздавший мог не сомневаться: когда будут отрабатывать дыбу, „испанский сапог“ или пытку переменным током, получившую в алжирскую войну название „телефон“, то в „манекенщики“ выберут его, и именно ему достанется лишний поворот блока, лишний клинышек в голенище или лишние двадцать вольт сверх учебной нормы. Поэтому они ограничились тем, что раскатали дорожки на обледеневшем асфальте, взметая в воздух облака пушистого снега, похожие на пенные буруны за кормой корабля.
Перед началом урока Лизинка стояла у окна „Какакласса“ и откусывала кусочек за кусочком от рождественского пирога, задумчиво держа его возле рта, словно огромный леденец. Здесь ее и застал.
20.
Рихард. Хотя последний раз они виделись всего несколько минут назад, когда, по-детски заправив волосы под вязаную шапочку, она, будто стройный паж, скользила рядом с ним в снежном вихре, он почувствовал, как у него больно сжимается сердце, а едва залеченные легкие с трудом пропускают воздух. Каждая их встреча приносила ему слишком сильное душевное потрясение, поэтому он старался расставаться с ней как можно реже. По утрам он ждал ее возле остановки троллейбуса, на котором она приезжала; обычно он прятался в арке, чтобы вдали от посторонних глаз унять тахикардию и легочный спазм. Не упуская ее из виду, он шел за ней мимо контроля на входе, по тюремному коридору и нагонял лишь между третьим и четвертым этажами — на лестнице волнение легче было выдать за физическое напряжение.
— Привет! — говорил он каждый раз, и жизнь в этот день начиналась для него с того момента, когда она отвечала ему застенчивой улыбкой; единственная его забота после этого — постоянно держать ее в поле зрения; всякий раз, когда это ему не удавалось, снова заходилось сердце и сбивалось дыхание. Но сегодня с утра Шимса принимал зачет по ПЫВу, где Рихарду выпала роль клиента. Отвечавший у доски.
Шимон изрядно напоил его водой, так что сразу после обеда Рихарду пришлось забежать в туалет. И теперь он встретился с Лизинкой во второй раз.
Лизинка смотрела на заключенных, которых вывели на прогулку. В этот момент надзиратель показывал упражнения: когда он протягивал руки вперед, они должны были поднять их вверх; когда разводил руки в стороны, надо было вытянуть их по швам; когда поднимал руки вверх, следовало протянуть их вперед; когда вытягивал руки по швам, надо было развести их в стороны. Кто ошибался, садился на корточки и заводил руки за спину, а остальные с хохотом пинали его в зад.
При взгляде на ее чистое личико, от которого у него вот уже четвертый месяц перехватывало дыхание, щемило сердце, щеки заливал румянец и отнималась речь, на этот раз по неведомой причине, столь же таинственной, как и сама любовь, с ним произошло нечто странное. Несмотря на то что рядом были все одноклассники (староста класса Альберт проверял наглядные пособия на тренировочном помосте, а остальные играли в свое любимое „мясо“, которое преподаватели не запрещали, так как видели в нем элементы каратэ), он, как во сне, направился прямо к ней и обнял ее за плечи. Это прикосновение, на которое она, поглощенная зрелищем, даже не обратила внимания, подействовало на него подобно электрическому разряду. Словно проснувшись, он панически оглянулся, готовый отдернуть руку; но секундой раньше его поразило, как невероятно просто оказалось ее обнять. Внезапно он понял, что в конце концов все, даже она, примут его поступок всего лишь за естественный дружеский жест, не более того. Он решился продлить эти мгновения и сделать их еще более сладостными. Склонившись к девушке, он откусил от ее пирога с другого конца. И тут их увидел Влк.
Хотя шел уже девяносто пятый учебный день, профессор поймал себя на мысли, что испытывает то же чувство, которое он испытал, увидев Лизинку впервые: удивление, что в природе существует неземная красота, волнение от встречи с ней и страх, что он должен нести за нее ответственность.