Паладин

— Это наша внучка Хильда, — с улыбкой произнес сэр Артур, погладив малышку по голове. — И она до колик рассмешила меня, полюбопытствовав, кто украл у Англии солнце. Для двухлетнего ребенка она очень хорошо говорит. Впрочем, все потомки де Шамперов начинали болтать едва ли не раньше, чем ходить.

Милдрэд ошеломленно взирала на ребенка, но не успела протянуть к ней руки, как из тумана появилась еще одна фигура — дивно сверкающая в этом мареве всадница, золотисто-алая, в белых горностаевых мехах, — и баронесса тут же оказалась в ее объятиях.

— Матушка! Моя родная милая матушка!

Обе женщины зарыдали.

Только немного позже, когда счастливые слезы и постоянно сыпавшиеся вопросы и приветствия немного поутихли, баронесса обратила внимание на высокого вельможу, державшегося немного в стороне. Покрой его богатого одеяния отличался от того, какой был принят в Англии, к тому же мужчина был смугл, что наводило на мысль о том, что он провел немало времени под горячим южным солнцем. Возможно, поэтому его голубые глаза казались такими нереально светящимися и яркими. Леди Милдрэд также отметила, что он очень хорош собой.

— Матушка, и ты, Генри, позвольте представить вам моего супруга Мартина Хоконсона, сеньора Фамагуста! — с гордостью произнесла Джоанна, подъезжая к мужу и глядя на него с любовью и гордостью. — Он пообещал, что на это Рождество мы обязательно побываем в Гронвуде, и сдержал слово. И как же я счастлива теперь, как безмерно счастлива!

Леди Милдрэд обратила внимание на то, что этот красавец держится несколько отчужденно и замкнуто. Правда, видя, как радуется его жена, он не смог не улыбнуться ей в ответ и, приложив руку к груди, низко поклонился родственникам.

— Наш новый зять всегда такой мрачный? — спросила у мужа баронесса, подавая ему фиолетовую с серебряной вышивкой тунику. — За всю дорогу до Гронвуда он едва ли пару слов обронил, хотя наш Генри обычно может разговорить любого.

Лорд Артур накинул через голову парадное одеяние и, пока супруга, уже нарядившаяся для похода в церковь, зашнуровывала ему манжеты, рассказал:

— Когда ты познакомишься с ним поближе, то поймешь, что он славный парень. А главное — он безмерно любит нашу Джоанну. Уже одно это стоит того, чтобы мы приняли его как должно.

Во время вечерней рождественской мессы баронесса то и дело поглядывала на супруга Джоанны и неожиданно прониклась к нему симпатией — он так искренне молился, а когда в полночь с амвона провозгласили: «Родился божественный младенец!» — его глаза даже заискрились слезой. Да и после службы, во время праздничного ужина и обмена подарками, Мартин уже не казался ей таким букой. Похоже, ему понравилось, как отмечали Рождество в Гронвуде. Он улыбался, наблюдая за пришедшими местными жителями, которые распевали у порога рождественские гимны; с удовольствием осматривал украшенный омелой и зеленым остролистом большой зал Гронвуда; даже присоединился к остальным членам семьи, когда все они под хохот и шутки прислуги запихивали в камин и поджигали святочное полено. Мартину пояснили: по традиции считается, что чем оно больше и чем дольше будет гореть, тем удачнее пройдет год до следующего Рождества. А потом было богатое застолье, горело множество свечей, звучала музыка, между столов бегали развеселившиеся дети. Маленькая Хильда, проспавшая почти всю рождественскую службу на руках отца, теперь с радостным визгом семенила за своими более старшими кузенами и кузинами. И уже не говорила деду, что ей не нравится в Англии, где украли солнце. А потом лорд Артур и его любимица Джоанна пели в унисон старинные баллады, и барон, расчувствовавшись, сказал, что уже давно не получал такого удовольствия от исполнения. Когда же начались танцы, лорд Артур сразу же повел младшую дочь в первой паре, а суровый Мартин, к удивлению леди де Шампер, подошел к ней и низко склонился, приглашая тещу на танец. И когда он улыбнулся ей своей чуть кривоватой улыбкой, леди Милдрэд нашла его еще более привлекательным.

В какой-то миг, наблюдая за сходившимися и расходившимися в шеренге танцующими парами, баронесса обратила внимание на одеяние Джоанны — нарядное платье из алой сверкающей парчи было более широкого и прямого кроя, чем принятые в Англии шнурованные блио, — явно дань моде близкой от Кипра Византии. А может… У леди Милдрэд расширились глаза, когда она заметила, что при выполнении очередного па под парчовым нарядом ее дочери явственно проступил округлый животик.

Рука баронессы чуть дрогнула в ладони зятя, она сжала его пальцы и увлекла в нишу окна, где жестом велела сесть подле себя.

— Сэр Мартин, как вы могли взять в столь опасную поездку супругу, когда она в положении?

Тон баронессы был строг, однако, глядя на танцующую Джоанну, Мартин лишь улыбался.