Паладин

Но пока время еще не пришло, ибо все только и говорили о предстоящем возвращении в Англию короля Ричарда и страстно ожидали этого события. Даже ходил слух, будто бы Филипп Капетинг предупредил своего союзника Джона, прислав ему сообщение: «Берегись! Дьявол уже на свободе!»

Но если Джона перспектива возвращения венценосного брата ставила в весьма опасное положение, то остальные подданные английского короля просто ликовали. Было известно, что Ричард уже покинул владения императора, и его ждали со дня на день. При этом многие интересовались, увидит ли Англия его супругу Беренгарию Наваррскую? После возвращения из Рима она тихо проживала в континентальных владениях Плантагенетов в Анжере. И это тогда, когда в Майнц, куда в последнее время перевезли Ричарда, неожиданно прибыла некая Дева Кипра, чье присутствие весьма скрасило часы августейшего пленника.

Мартину и Джоанне, как представителям Кипра, то и дело задавали вопросы об этой даме. Пришлось отвечать: Дева Кипра, иначе царевна Синклитикия, долгое время считалась невестой короля Гвидо де Лузиньяна, однако их брак так и не состоялся. Ибо, узнав, где содержат Ричарда Львиное Сердце, кипрская царевна тут же пожелала отправиться к нему и не явилась на свое бракосочетание с Гвидо. Однако последний не очень-то горевал по поводу ее отбытия. С этим брачным союзом изначально не ладилось, жених и невеста все откладывали срок свадьбы, да и к тому же Гвидо в последнее время заметно прихварывал, жалуясь на постоянные боли в сердце. Говорили, что он все еще не может успокоиться из-за того, что некогда по его вине была разбита армия Иерусалимского королевства под Хаттином.

Болезнь короля Кипра тревожила Мартина. Артур де Шампер даже как-то сказал зятю, что он может отправиться на Кипр без жены, если к тому вынуждают обязательства. За Джоанной же тут будет прекрасный уход, она будет окружена заботами любящей родни. Но Мартин сразу отклонил это предложение. Он так долго мечтал соединиться с возлюбленной, что и помыслить не мог о том, чтобы оставить ее. Поэтому он постарался отогнать тревожные мысли, наслаждаясь пребыванием среди де Шамперов. Ведь он всегда мечтал о большой и дружной семье, а теперь у него были и братья, и сестрицы, пусть одна из них и шокировала английскую знать столь поздним замужеством, а другая почти все время проводила в монастыре, настоятельницей которого была уже несколько лет. Мартин порой наведывался туда, чтобы показать своей маленькой дочери обитель святой, в честь которой ее нарекли. Остальное же время он проводил с супругой или ее братьями и отцом, пристрастившись охотиться с ними в заливных лугах Восточной Англии. Причем они так сдружились и столько времени проводили вместе, что леди Милдрэд уже и вспомнить не могла, отчего изначально ее новый зять казался ей мрачным и нелюдимым.

А потом вся Англия с ликованием узнала о возвращении короля Ричарда Львиное Сердце. Он же первым делом поспешил в Ноттингем, где базировались перешедшие на сторону его брата повстанцы. И, вопреки всем опасениям, обошелся с ними более чем милостиво: никто не был казнен, мятежники просто покаялись и уплатили пеню в казну королевства, изрядно опустевшую после выкупа Ричарда. Простил Львиное Сердце и своего брата-интригана, — но тут примирению Плантагенетов поспособствовала королева-мать, которой Ричард после ее помощи ни в чем не мог отказать. Ричард только и сказал, глядя на упавшего перед ним на колени Джона: «Что с него взять? Он еще дитя».

Дитяти было уже двадцать семь лет. Но радость возвратившегося в свое королевство Ричарда была такова, что он с готовностью мог миловать и награждать всех, кого видел. В том числе охотно согласился с предложением барона де Шампера, чтобы родовое имя его семьи досталось и мужу их младшей дочери Джоанны.

Ричард весьма доброжелательно отнесся к этому.

— Такой воин вполне заслуживает, чтобы его предки носили славное имя, — сказал он при встрече с Мартином в Лондоне, где восхищенные жители королевства решили устроить своему королю-крестоносцу новую коронацию. — Но на вашем месте я бы поспешил вернуться на Кипр, сэр рыцарь. До меня дошли слухи, что Гвидо де Лузиньян слабеет день ото дня и никто не знает, что случится, когда его не станет.

Мартин промолчал. Ему было легче лишиться своих владений и места у трона кипрского правителя, чем оставить супругу, находившуюся на сносях. Ведь роды опасны, иногда женщины умирают во время них, а Джоанна на последних сроках чувствовала себя не очень хорошо.

Но все обошлось как нельзя лучше. В начале мая Джоанна благополучно разрешилась от бремени крепким крикливым мальчишкой. Счастливый отец с благоговением принял его на руки, правда, рассмотрев его темный чубчик и глаза, заметил, что его сын больше де Шампер, нежели Хоконсон.

— Но ведь и мы уже стали де Шамперами, — с улыбкой ответила Джоанна. — И я бы желала знать, муж мой, какое имя ты дашь нашему сыну?

Мартин размышлял лишь краткую минуту.

— Уильям. Я хочу, чтобы нашего сына называли Уильямом де Шампером.

На глаза Джоанны навернулись счастливые слезы.