Робертино увернулся от «Плевка», пропуская его мимо (за его спиной покрылась каменной коркой довольно похабная картина на стене, через пару секунд корка обсыпалась вместе с частью краски), а вот «Фейская цирюльня» ударила прямо по нему стаей разгневанных феечек с опасными бритвами. Паладин крутанул мечом «мельницу», феечки разлетелись в стороны, слепились опять в стайку и снова атаковали его. Опять полыхнул золотом листок аканта на паладинском плече, и феечки рассыпались цветными искрами. Паладин прыгнул к магику, уже кастовавшему вторую «Цирюльню», вытянул вперед левую руку, и магик разразился проклятиями, когда уже почти сформированный каст разлетелся полупрозрачными осколками прямо в него самого. Едва успел прикрыть лицо широким рукавом мантии, тут же превратившимся в лохмотья. И сразу же получил удар под дых ногой в подкованном паладинском сапоге.
Автор «Плевка Василиска», второкурсник, оказался самым благоразумным из всей компании: он не стал атаковать повторно, а кинулся к лестнице на галерею. Но Жоан подхватил с соседнего стола недопитую бутылку с вином и запустил в него. Бутылка врезалась тому в поясницу, он вскрикнул, взмахнув руками, и свалился с лестницы. Пытаясь ухватиться за перила, он только пересчитал задницей четыре ступеньки, а когда доскакал вниз, то Робертино был уже рядом и отвесил ему крепкий пинок. Второкурсник, подвывая, убежал под лестницу и там затих.
Но тут наконец оклемался практикант, поднялся из-под стойки, злой и помятый, и швырнул в наглых паладинов сразу две шаровые молнии.
Жоан, едва увидев молнии, тут же понял: это уже серьезно, молнии были боевые. Он быстро взмахнул своим мечом, крутанулся сам, вызывая резкое движение воздуха, и только тогда сообразил, что меч-то у него деревянный, а этот прием рассчитан на стальной. Но все равно получилось: молнии уклонились к нему, он снова крутанул мечом, и два лиловых потрескивающих шара, подхваченные воздушным вихрем, потянулись за кончиком деревянного клинка, сорвались с него и влетели прямо в камин (хвала Пяти Богам, холодный по летнему времени), где и взорвались, закидав ползала обломками экрана, кусками кирпичей и ошметками двух чучел оленьих голов, висевших над камином.
Хозяин заведения резво защелкал счетами.
А Робертино в тот миг, когда магик-практикант выпустил обе молнии, быстрым, словно танцующим движением приблизился к нему, вытянув в его сторону правую руку с мечом и выставив ладонь согнутой в локте левой. На втором шаге он рубанул мечом по воздуху чуть ли не перед носом магика и резко отдернул назад левую руку с уже сжатой в кулак ладонью. Снова полыхнули на его мундире акант и золотые галуны, но на сей раз не погасли.
Магик же коротко вскрикнул, завалился назад, взмахнув руками, и ляпнулся на задницу, глядя на Робертино с большим удивлением.
Стоявшие на пороге Джулио и Карло смотрели на это с точно таким же удивлением.
И было очень-очень тихо.
Паладин стоял над поверженным противником, тяжело дыша и словно не замечая, что шитье на его мундире светится. Жоан утер пот со лба, на всякий случай еще раз пнул ногой валяющегося рядом с ним магика-любителя «Заморозки». Подошел к задумчиво стоящему над практикантом товарищу и осторожно коснулся его рукава:
‒ Хм… Робертино, ты бы сбросил наконец. Мы им уже достаточно наваляли, зачем еще напрягаться.
Робертино кивнул, посмотрел на свою левую руку, все еще сжатую кулак. Вокруг кулака мерцала чуть голубоватая магическая аура – выдернутая из магика мана. Паладин подошел к практиканту, раскрыл ладонь перед его лицом. Голубоватое мерцание погасло, золотое шитье и акант тоже перестали сверкать. Магик глубоко вдохнул, схватился за голову и тихо заскулил. Робертино вложил деревянный меч под мышку и с укором сказал ему:
‒ Ну я же предлагал выйти, сеньор маг. А теперь вам придется платить за это веселье.
Тот закашлялся, силясь что-то ответить. Жоан, опираясь на свой деревянный меч как на трость, отметил:
‒ Предупреждали же. Впрочем, сеньоры, ничего ведь личного, просто цеховая солидарность. Вы ж понимаете.
И он ухмыльнулся.
С каминной полки с грохотом рухнули золоченые вульгарные часы. Хозяин кабака невозмутимо отщелкнул костяшки на счетах и объявил:
‒ Тысяча четыреста реалов серебром, сеньоры. Кто будет платить?
‒ По-моему, это очевидно, ‒ пожал плечами Робертино. ‒ Платит проигравшая сторона. А мы, с вашего позволения, откланяемся.
И он поклонился. Посетители кабака вдруг разразились аплодисментами и воплями восторга. И под эти овации Робертино направился к выходу, а Жоан, ухмыляясь еще нахальнее и самодовольнее, устремился за ним, по пути слегка пнув застывших с раскрытыми ртами кадетов:
‒ Ну, теперь поняли, для чего устав соблюдать надо?
Джулио посмотрел на него с недоумением:
– Нет, а для чего?
Паладин схватился за лоб и закатил глаза:
– Мир еще не видывал таких идиотов!!! Живо, на улицу, пока еще пинка не получил!
Кадеты вымелись из кабака, поспешая за Робертино.
На башне Соборного Храма Пяти Богов начал бить колокол, и паладины прибавили шагу.