Палата на солнечной стороне. Новые байки добрых психиатров

Психиатрическая медкомиссия – это источник постоянного недовольства со стороны тех, кто ее проходит. Причем вне зависимости от результата. Кто-то сетует, что нашли противопоказания. Кто-то, напротив, пеняет докторам на то, что слишком многих допускают к недопустимому, когда те требуют непотребного. Мол, это из-за вас первая российская беда катается по второй безо всяких ограничений, не говоря уже о том, кто нами управляет и сочиняет всякие законы и постановления. Кто-то недоволен тем, что ему на комиссии задавали много вопросов. Кто-то расстроен тем, что задавали мало – дескать, а поцеловать… тьфу ты, за жизнь поговорить?

Для психиатра же медкомиссия – это потеря целого часа рабочего времени, которое он мог бы потратить на своих пациентов, ждущих около его кабинета. И постоянный конфликт с теми, кому машину водить можно только маленькую и только за собою на веревочке. И необходимость время от времени долго и подробно объяснять, почему человеку нельзя работать тем, кем ему так хочется.

Например, охранником. Эта работа, с виду непыльная и несложная, в последнее время стала очень популярной. А что – деньги платят не совсем уж никакие, график сутки через трое, форму и оружие выдают. Прохаживайся с важным видом и охраняй вверенное тебе имущество от остальных граждан, которым не так повезло с трудоустройством и вообще по жизни.

Пришел тут однажды на медкомиссию паренек. Хочу, говорит, в охрану устроиться. А то больше не берут никуда, я уже пробовал. Мой коллега Денис Анатольевич, который к тому времени успел уволиться из спецбригады и осесть в амбулаторной службе, пригляделся внимательно: что-то лицо мне ваше знакомо, мил человек. О, а вот и амбулаторную карту регистратура несет. Ну точно, мой участок. Что там? Ага, вспомогательная школа, курсы, попытки устроиться на работу, жалобы и запросы от работодателя, госпитализация, еще одна… А, так это вас мы тогда ловили по всему Новому городу! Это называется – был в расстроенных чувствах? Ну хорошо, тогда я могу сказать, что имею некоторое отношение к медицине.

Денис Анатольевич попытался объяснить, что дебил с оружием – это… как бы помягче сказать, чтобы не упоминать гранаты и теорию Дарвина? И не надо так возмущаться, я не обзывался, я лишь озвучил уточненный диагноз. Ах да, в нем еще про психопатоподобное поведение было, но это уже детали. Со зла диагноз поставили? Просто маму не слушался и в школу не любил ходить? И на работе работать заставляли? Ну хорошо, вот вам направление к психологу, пройдите тесты и возвращайтесь, продолжим разговор.

Через пару дней парень вернулся. Денис Анатольевич, прочитав результаты психологического исследования, развел руками – без обид, молодой человек, диагноз был установлен верно. Поэтому оружие вам доверять никак нельзя. Показатели интеллекта, знаете ли, невысоки, не говоря уже о поведенческих реакциях.

– Это у меня интеллект маленький?! – взвился парень, доставая из замызганного полиэтиленового пакета какие-то бумажки. – У тебя-то самого, Денис, сколько дипломов? Один, диплом врача. А у меня – целых три! Вот, гляди! Это – диплом слесаря! Это – диплом сварщика! Это – диплом плотника! Три, видишь? Значит, у меня интеллекта в три раза больше, чем у тебя!

– Ну вот поэтому я тоже не иду в охрану, – философски заметил Денис Анатольевич, стараясь не улыбаться. – Интеллектом, понимаешь ли, не вышел. Там с этим строго.

Как вылечить ипохондрика

Бывает довольно сложно предугадать, насколько далеко зайдут последствия сделанного тобою – будь оно сделано с умыслом или же, что случается гораздо чаще, по недомыслию. Динамит вон тоже с благой целью изобретался (по крайней мере, так было заявлено) – и что в итоге? Наши соотечественники в этом плане чуть более предсказуемы, поскольку в большинстве случаев имеют на выходе или автомат Калашникова, или самогонный аппарат, но тоже способны время от времени поразить воображение. Это я к чему? Да к тому, что даже не знаю, что сделают с человеком, который когда-нибудь изобретет эффективный способ лечения ипохондрии. То ли его зацелуют, искупают в овациях и отольют в граните родственники болящих и их лечащие врачи, то ли слезно поблагодарят, а потом тихонько прикопают сами ипохондрики. Как же так – ничего не болит, не свербит, не ломит и не щемит! И как теперь со всем этим жить?

Коллега тут однажды рассказывала об одной из своих давнишних пациенток. Был ли на ее памяти такой день, чтобы Зоя Ивановна не умирала от чего-то мучительно неизлечимого? Да ни одного! Хотя нет, постойте. Было, было целых два раза, когда она выписывалась из отделения неврозов, цветущая от внимания тамошних мужичков-пенсионеров, растроганная слезами счастья на глазах медперсонала, мелко крестящегося за ее удаляющейся от дверей отделения спиной.