Палата № 7

Но я знаю, что люди мне поверят и увидят двух страстотерпцев, Толю Жукова и Володю Антонова, сидящих на Воробьевых горах, - почему-то захотелось назвать их этим старым именем, вспомнил дорогих сердцу моему Герцена и Огарева, - вокруг пестро раскрашенный день листопада, и солнце изо всех сил старается разогреть их остывающие сердца, - учитель сидит в сумасшедшем доме, палачи на него надели смирительную рубашку.

- Не могу больше, - сказал Толя Жуков, - загнали меня совсем эти собаки. Комсомол называется! Да это же самый настоящий полицейский застенок!

- Наконец-то дошло до тебя, - огрызнулся Володя Антонов. Злыми, покрасневшими от бессонницы глазами смотрел он на буйный пир листопада.

- Как же тогда жить? - встрепенулся Толя и сжал кулаки, словно хотел броситься на невидимого врага.

- Как? Если бы я знал! Однако я уверен, что жить надо, - не сдаваться же на милость рабовладельцам коммунистической империи. Николай Васильевич всегда это говорил.

- Но если так будет бесконечно! Так! Становится все хуже и хуже. Помнишь, Николай Васильевич сказал, что на июньском идеологическом пленуме партия объявила войну всей мыслящей интеллигенции, не казенной, конечно, а тем, которые не заложили свою душу в коммунистическом ломбарде. Какая у нас, молодежи, перспектива? Да никакой. Вот мы окончим университет, - о подлинной научной работе не может быть и речи, - мы же никогда не согласимся фальсифицировать историю. Значит, остается одно - поступить преподавателем в школу и преподавать заведомую казенную чушь ребятам, которые, к счастью, тебя слушать не будут, на перемене прочтут заданный урок, чтобы получить приличную отметку, а на другой день забудут то, что учили.

- Но ты забыл - мы молодые, обязаны дожить до коммунизма, саркастически усмехнулся Антонов.

- Вот именно - обязаны. А что такое коммунизм? Это апофеоз нищеты, гибель личности, однокомнатная квартира с низкими потолками, полуванной-полуклозетом - одним словом, малогабаритное существование с манной кашей, кроватью-диваном-шкафом-столом-этажеркой в одном агрегате, я уже видел такое чудо коммунистического быта в мебельном магазине. Даже не выпьешь с горя. Не положено по этикету.

- Эх, мне бы сейчас марафет понюхать. Ты нюхал когда-нибудь?

- Это что - кокаин?

- Да, сильная штука, всякое дерьмо окрашивает в розовый цвет.

- Нет, Володя, это не выход.

- Ну ладно. Так и будем жить?

- А что делать?

- Вечно это "что делать"? Не спрашивать - а делать! - крикнул Володя.

- Зачем кричишь? - удивился Толя. - И на кого?

- Ладно, я пошел, - сказал Володя, вскочил и размашистым шагом, не простившись, ушел.

Толя еще долго лежал на траве. Смотрел в небо, где догорал закат. Как прекрасен мир! И как загадили его. Почему так получается, что все прекрасные идеи в процессе осуществления искажаются до неузнаваемости, - и в результате вместо социализма получается отвратительная тирания?

Страшная мысль пришла ему в голову:

- Да существует ли в мире прогресс? Ведь с точки зрения морали, гуманизма, первобытное общество без государства, судов, тюрем, полицейских стояло намного выше нынешнего. Это признает даже Энгельс. К чему же привели поиски лучшего образа жизни за столько тысячелетий? Почему люди могли жить согласно, красиво, без миллионов полицейских? И этим чудесным хором дирижировал один старик, у которого не было ни оружия, ни охраны - и все его слушали беспрекословно, уважали, почитали. А ныне вождей охраняет целая армия полицейских от народ-ной любви. В чем же дело? Должно быть, человечество выродилось. И самые худшие выродки из толпы пролезают в вожди. Власть - вот страшный яд. Жажда власти, разгула, разбоя, характерная для голытьбы... А справедливость - это то, что им нравится. Сталин классический тип такого хамского тирана. И то, что партия пошла за ним, молча приняла его злодеяния и помогала ему, показывает, что партия не лучше его. Ханжеские рацеи Хрущева никого не введут в заблуждение.

Что же дальше?

Ночь.

Хороводы звезд кружатся по черному небу, неслышно аккомпанирует оркестр, и Толя старается уловить гармонию, но не может.

Дома его встречает бабушка - она тоже вся серебристая, словно в ее волосах запутались звезды, и в глазах - тоже. Безмолвно и пугливо глядит она на Толю, хочет что-то сказать и не может, только часто осеняет его крестными знаменьями.

* * *

Толя долго и мучительно старался потом вспомнить дальнейший ход событий этой ночи, так изменивший его судьбу. Что же это было - поворот судьбы, акт сознательной воли или временное умопомрачение, случайность.