Палея Толковая

Иосиф после этих слов рассказал братьям о себе; пав же на шею Вениамина, он плакал со словами: «Вениамин, ты брат мой, которого я не видал много дней, ныне же радостными устами целую тебя; тот, о котором я думал много лет, теперь стоит пред моим взором; кого я не чаял увидеть до конца жизни, у того Бог дал мне сегодня обнять его тело. Как мне утешиться, вспомнив Рахиль, нашу мать! И как не обрадоваться ныне, увидев тебя, свет мой! Как не вспомнить терзания седин Иакова, нашего отца! Как не возвеселиться ныне, обнимая тело брата моего Вениамина! Двумя плачами плачу — сетую и веселюсь, ибо из моих очей истекают два источника плача: один возбуждает жалость, другой — радость. Жалею твои седины, Иаков, радуюсь же о тебе, Вениамин. Я весь горю, видя тебя живым, Вениамин, но моя сила изнемогает источением слёз по тебе, Иаков. Моё лицо сияет улыбкой при виде тебя, Вениамин, но комок в горле стоит при мысли о тебе, превозлюбленный Иаков. Сегодня душа моя оделась в веселье лучше, чем в царскую багряницу, ради тебя, Вениамин. Что мне теперь сделать, ибо я увидел своего брата, и прижимаются мои уста к твоему лицу, Вениамин! Распался состав моего тела из-за тебя, Вениамин, — посреди костей моих любовь к тебе, Вениамин, и между суставов тела моего. Жалость к тебе пронзила меня, Вениамин, ныне омою твоё лицо своими слезами, Вениамин, своими же ланитами отру тебя, Вениамин. Сердце кипит, душа моя омрачилась, жилы тела моего ослабли, и источение слёз не может прекратиться. Как взглянуть на тебя, ибо не я не видел тебя долгие часы?! Ты, Вениамин, был последним сыном старости Иакова и прекрасным и предсмертным ребёнком Рахили, нашей матери. О единоутробный любимый младший брат! Сегодня моя голова увенчана твоим, Вениамин, лицезрением выше царского венца. Ты последний корень моего отца, посаженный мне Иаковом, цвет прекрасный и райское благоухание. Теперь мне не жалко умереть, увидев тебя, брата моего Вениамина. Вениамина, моего брата, я обнимаю, Иакова, нашего отца, насадителя корня, жалею, плачу же о матери, Рахили, ибо она, породив два ростка, оставила нас. Ныне всё вспомнилось мне благодаря тебе, возлюбленный мой брат Вениамин. О любовь души моей и свет очей моих! Ты возжёг моё сердце и воспламенил все моё существо! Но к чему мне плакать о себе — обращу свой язык к лицезрению Вениамина и опояшу свои чресла, ибо я увидел своего брата. Я надеюсь ещё увидеть и тебя, отец мой Иаков: вот брат мой Вениамин, предвестник моего свидания с тобой, Иаков, отец мой»[742].

Так Иосиф переплетал стенания с весельем, Вениамин же, стоя перед [Иосифом], облобызал его руки и, омочив слезами колени Иосифа, сказал ему: «Где ты был доселе, господин и брат мой Иосиф?! Вот отец твой Иаков, скорбя о тебе, изнурил на старости своё тело из-за тебя, Иосиф, и душа его не находит покоя, ибо привязана к тебе любовью, Иосиф. Я же думал, что ты погублен зубами зверя, брат мой Иосиф, и пребывал до сих пор как бы во мраке, и жалость к тебе, словно лев, всякий день снедала моё тело. Я с громкими криками стонал от своего одиночества. Сыновья Зелфы и Валлы, взирая [на меня], укоряли меня за моё одиночество, я же, сирый, ни от кого не получал утешения, ибо не видел улыбающимся лицо Иакова из-за тебя, брат мой Иосиф, но печалью, словно ризой, я одевал своё сиротство, брат мой Иосиф, переплетая руки с коленями, и так в печали пребывал всякий день, скорбя о тебе, брат мой Иосиф, говоря так: земля, земля, принявшая пролитую кровь брата моего Иосифа, прими теперь и меня! Я не жалею о юности и не жду старости, не видя брата Иосифа. И я сказал: не знаю, где место кончины брата моего Иосифа, чтобы пойти туда и скорбеть о своём сиротстве, плакать, вспоминая доброту Иосифа, и вскоре покончить с собой на этом месте».

Иосиф же отвечал ему так: «О возлюбленное сердце, о слова, исполненные страдания! Ты снова возбуждаешь во мне жалость, брат Вениамин. Не хочу разнять своих рук, обнимающих тебя, брат. Что я здесь, в царских палатах, нашёл лучше тебя?! Увидев сегодня твоё лицо, я насладился более всяких благ. Знай же, возлюбленный брат Вениамин, что в этом мире братская любовь более всего почитается у Бога. Сегодня же лицезрение тебя объяло меня более, чем царская слава».