Палестинский роман

Джойс посмотрела на Кирша и улыбнулась. Он не в силах был отвести от нее глаз.

— Я одна из тех несчастных, имеющих толику таланта в разных областях, но не способных сосредоточиться на чем-то одном. В Нью-Йорке я начинала как танцовщица, потом собиралась стать пианисткой. В Париже снова решила вернуться к танцам, но было уже поздно. К тому времени как я попала в Лондон, решила, что мое призвание — живопись. И весь месяц у Шубертов собирала портфолио из натюрмортов и графики. Надеялась, если удастся, поступить в Слейд[30].

Кирш достал сигареты. Поцелуй, если он вообще имел место, должно быть, случился сотню лет назад.

— Шуберт меня отговаривал. Навидался он нищих художников. И когда мы в тот день столкнулись с Марком, он попытался заручиться его поддержкой. «Помогите мне переубедить мисс Пирс — она нацелилась заниматься живописью — скажите ей, что денег на ней не заработаешь». Я возмутилась: вот еще, будут они за меня решать! И ответила: «Деньги меня не интересуют — меня интересует живопись». Марк не стал поддакивать Шуберту. Он сказал: «Если мисс Пирс интересует живопись, а не деньги, то меня интересует мисс Пирс». С этого все и началось. Он пригласил меня к себе в мастерскую, если это можно назвать мастерской. Скорее уж кухней. И, представьте, он мне понравился. Сразу. Он красивый, вы сами видели, у него такие трогательные глаза. До меня у него было много женщин. И все были без ума от его картин. Он не ищет компромиссов. Он такой же одержимый, как я, только не разбрасывается. У него в мастерской висела картина, во всю стену. Ничего подобного я раньше не видела. Он выбрал один эпизод из жизни иммигрантов: пароход выгружает вновь прибывших в лондонских доках, но изобразил это на редкость современно. Никакого намека на сентиментальность, только едва намеченные фигуры и буйство красок. Сильная картина. Мастерская у него была крошечная, картины занимали почти все свободное пространство. Они настигали тебя повсюду — от них никуда не денешься.

Кирш, по роду службы привыкший расспрашивать, сейчас не находил слов. Ему казалось, что Джойс вся из острых углов, просто нет места, где можно было бы уютно свернуться и отдохнуть. Упругое тело — как-никак бывшая танцовщица — и пытливый, беспокойный ум. «А она вообще когда-нибудь отдыхает?» — мелькнула мысль.

Она протянула руку ладонью вверх:

— А теперь сигарету.

Кирш, нашаривая пачку, умудрился-таки задать дурацкий вопрос, ответ на который был заранее известен:

— Значит, в Лондоне вы жили вместе?

— Три года, и еще три года после того, как поженились. Я встретила его сразу после войны. Я занималась в художественном училище. Но главный учитель был у меня дома. В конце концов стали снимать на двоих мастерскую в Вест-Хемпстеде. Мне кажется, Марку не очень понравилось, когда я перестала ходить на курсы. Он стал придирчивым, иногда жестким — и мелким.

— Как это?

Джойс усмехнулась:

— Украл у меня тюбик с белой краской. Я не успела закончить картину и отлучилась из дому, в магазин наверно, а когда вернулась, обнаружила пустые тюбики — из них выдавили все до последней капли. Но, думаю, он имел на это право, все же он — фигура. Я в сравнении с ним дилетант.

— Уверен, что это не так.

— О нет, пожалуйста… Не люблю фальши.

Джойс вдруг встала. Затушила сигарету о скалу, стряхнула с платья сосновые иголки.

Кирш тоже поднялся. Он хотел обнять ее, но она отстранилась и стала поспешно спускаться. Кирш последовал за ней. Когда они дошли до мотоцикла, она обернулась к нему:

— Знаете, о чем я подумала? Вторым именем всех мужчин должно быть: Я Тебя Разочарую. Джон Я Тебя Разочарую Смит, Марк Я Тебя Разочарую Блумберг.

— Роберт Я Тебя Разочарую Кирш?

— Именно.

— Но я тебя не разочарую, — произнес он не задумываясь: фраза была банальной и стопроцентно предсказуемой.

— Правда? — откликнулась она. — Что ж, вероятно, я не дам вам такой возможности.

Кирш чувствовал, как внутри разверзается бездна. Без этой «возможности» он мог бы с тем же успехом собрать вещи и ехать домой, назад в Англию, к кому-то надежному, вроде Наоми.

Закатное солнце проникало сквозь зеленые лапы сосен, выстроившихся на вершинах холмов. На этот раз, когда проезжали мимо дома Росса, в окнах второго и третьего этажей уже горел свет.