Палестинский роман

Блумберг все перебирал картины, поворачивая их в желтом свете ночника то так, то эдак.

Джойс думала о Де Грооте и о мужчине или мальчике, возможно, его любовнике. «Я убивал с лобзаньем, и мой путь — убив себя, к устам твоим прильнуть»[28]. Это откуда? Из «Отелло»?

Через некоторое время Блумберг отложил холсты и прилег рядом с ней. Погладил ее по голове, словно успокаивая, однако из них двоих он первый заснул, причем довольно быстро.

11

Сауд сидел, сжавшись в комок, в углу узкого зловонного подвала. Рядом с ним два других арестанта прямо на полу играли в кости. Компания подобралась забавная — пятьдесят мужчин и подростков, и все Сауды. Одного за другим их уводили на допрос. Когда подошла очередь Сауда, была, должно быть, полночь. Прошло несколько часов с тех пор, как он слышал крик муэдзина, сзывавшего на вечернюю молитву. За единственным окошком на уровне улицы с воем дрались коты.

Мать наверняка волнуется, куда он пропал. Братья ищут его повсюду. Или все уже знают об облаве? А если мать придет за ним, что она скажет? Или она ничего вообще не скажет? Это было бы лучше всего. В конце концов, зачем ей говорить с британским полицейским? А как быть с женщиной, которая видела его на дне цистерны?

Когда за ним пришли, он уже почти заснул, свернувшись калачиком и положив голову на каменный выступ. Сильные мужские руки справа и слева подхватили его, поставили на ноги. Полицейские были невысокие и кряжистые, лица у обоих от загара красные, кончик носа особенно.

— Сорок внизу, десять на волю. Да не пугайся ты так. Я капрал Артур, это капрал Сэм. Мы отведем тебя прогуляться.

— Сюда, если не возражаешь, сынок.

И они повели Сауда по широкому коридору, втолкнули в крошечный кабинет. Усадили на стул.

— Минуточку. Зубной врач в уборной, закрепляет бормашину.

— Вряд ли она у него имеется.

— Ну, а если бы была, то такая прикольная, без втулочки на конце.

— У бормашины не бывает втулочки.

Капрал Артур наклонился к Сауду, чуть не вплотную приблизил лицо.

— Бывал здесь раньше, сынок? — спросил тихо, чуть не шепотом. — Потому что у меня такое чувство, будто я тебя знаю.

Сауд сделал вид, что не понял.

— Не говоришь по-английски, Абдул?

— Не тебя ли я видел в прошлый вторник, когда ты запустил руку в ящик для пожертвований, а потом дал деру из храма Гроба Господня? Потому что уж очень тот тип на тебя был похож. Тоже худой, чернявый, и вид такой, что так и подмывает дать пинка под зад.

Кирш вошел в кабинет, и мужчины нехотя стали по стойке смирно. Он видел, что парнишка запуган. Оно и естественно. Даже не будь тут Доббинса и Кэтрайта, которые любят нагнать страху на «аборигенов». Не то чтобы они недолюбливали арабов, подумал Кирш, просто они глупые или равнодушные. До сионизма или арабского паннационализма им нет дела.

— Сауд номер сорок, сэр.

— Благодарю. Можете идти. Я позову вас, как только буду готов принять следующего.

Когда они остались одни, Кирш налил из графина воды в стакан, предложил Сауду. Парнишке на вид было не больше шестнадцати.

Кирш записал его полное имя: Сауд аль-Саид, домашний адрес: улица Хейн, потом возраст — Кирш определил его верно.

— Итак, Сауд, не расскажешь ли ты мне, где был в прошлую субботу вечером?

Кирш и рад бы не говорить покровительственно, но не мог: трудно побороть давнюю традицию.

— Я был один, сочинял.

Кирша больше удивил не сам ответ, а то, что Сауд, по-видимому, бегло говорит по-английски.

— Что сочинял?

— Стихи.

— Так ты поэт? — Кирш и сам понимал, что вопрос глупый.

Парень пожал плечами.

— И где же ты сочиняешь?

Сауд помолчал, потом поднял указательный палец и дважды постучал по виску. Де Гроот так делал во время занятий, этот жест означал: подумай.

Кирш не знал, как на это реагировать. Издевается парень над ним, что ли? Но в конце концов Кирш сам же и рассмеялся:

— Ладно. Прочти мне что-нибудь из своих стихов. Что угодно.

— На арабском или на английском?

— По мне, лучше на английском.

Сауд, как показалось Киршу, поежился, потом вдруг встал во весь рост и продекламировал: «К островам золотистым, что горят, как рубины, в светлом море заката. То — миры золотые, что в виденьях блистали нашим грезящим взглядам»[29]. Строки эти поразили Кирша и в то же время показались ему смутно знакомыми. Но он был не знаток английской поэзии — если именно из нее парень позаимствовал, — так что это была только догадка.

Сауд сел.

Кирш глянул на него поверх стола, потом посмотрел на часы, как будто время могло дать подсказку, как действовать в подобной ситуации. Было уже далеко за полночь.

— Спасибо, — наконец сказал Кирш. — Потрясающе.

Допрос продолжался. За истекшие полчаса Сауд не смог подкрепить свое алиби достоверным рассказом о том, где он находился в ночь убийства: когда он вернулся домой, мама спала, а за водой он отправился, когда она еще не проснулась, — но юный поэт, очаровательный мечтатель, явно не походил на убийцу. И тем не менее было во всем этом нечто настораживающее, Кирш и сам точно не знал, что именно. Он решил отпустить парня покамест, но держать его под наблюдением.

12