Палестинский роман

Но долго раздумывать не пришлось. Сразу за Яффскими воротами он увидел припаркованный губернаторский «бентли». Рядом с бежевой машиной стоял Росс, импозантный в своем белом кителе. Он увлеченно беседовал о чем-то с высоким блондином в дорогом костюме — этого молодого человека Кирш раньше не встречал. Оба рассматривали карту, разложенную на капоте. Кирш вышел из ворот, и в эту минуту Росс, оторвавшись от карты, стал указывать собеседнику куда-то на самый верх зубчатой стены — и тотчас заметил Кирша. И еще издали, не успел тот перейти дорогу, заговорил:

— Знаю, знаю. Вы думали, я в церкви. Конечно, по всему, я должен там быть. Нобби Брайант читает сегодня отрывок из Библии[34] в церкви Святого Георгия. Я обещал ему быть, но, боюсь, увлекся кино, как, впрочем, и все.

Кирш был явно озадачен.

— Простите, капитан. Я должен пояснить. Это мистер Питер Фрумкин из киностудии «Метрополис».

И обернулся к своему собеседнику:

— Мистер Фрумкин, познакомьтесь с капитаном Робертом Киршем. Думаю, он в этом предприятии может оказаться для вас даже полезней, чем я.

— Рад знакомству.

Мужчины пожали друг другу руки.

— Мистер Фрумкин хочет снимать на этих древних стенах осаду Иерусалима римлянами. Для чего просит одолжить ему легионеров из нашего Британского полка. Нарядит их в палии и шлемы — они будут изображать взятие города. Что скажете? Пустим Голливуд в Иерусалим?

— Похоже, вы уже решили согласиться, сэр.

— Мистер Росс рассказывал мне про общество «За Иерусалим». Звучит захватывающе, мы будем только рады поддержать такую организацию. И, смею заверить, капитан Кирш, к концу съемок ни один камень не будет потревожен, ни одного пятнышка краски в неположенном месте.

— Ладно.

— Мы собираемся снимать в Иерусалиме всю следующую неделю. А прямо сейчас отправляемся в пустыню, чтобы до четверга закончить с верблюжьими гонками. У меня три сотни переодетых бедуинов, только и ждут отмашки.

Кирш молча кивнул. Что за чушь! И нетерпеливо обернулся к Россу:

— Можно вас на пару слов, сэр?

— Хм.

Повисла неловкая пауза, и Фрумкин принялся сворачивать карту.

— Прошу извинить меня, мистер Фрумкин, — начал Росс, — но, боюсь, тревожный тон капитана означает, что дело безотлагательное.

Фрумкин помахал над головой картой — к ним плавно подкатила стоявшая поодаль машина. Водитель вышел, открыл перед начальством дверцу. Фрумкин помедлил немного, потом обернулся к Киршу:

— Вы ведь один из наших, верно? — И подмигнул.

Кирш, пропуская Росса вперед, сделал вид, что не расслышал.

16

— Я уезжаю, — сказал Блумберг. И надвинул на глаза потрепанную соломенную шляпу.

— От меня? Навсегда? Или просто уезжаешь?

Они сидели в саду за круглым обшарпанным столиком — он, наряду с четырьмя колченогими стульями, достался им от предыдущих жильцов. Еще раньше утром, смущенная, но на удивление счастливая, не в силах противиться всему новому, что готовит ей этот теплый сияющий день, Джойс нарвала цветов у крыльца. И теперь их поникшие лиловые и желтые головки свисали по краям побитого эмалированного кувшина в центре стола, как пятна крошечных синяков.

— Еду рисовать. Это не имеет отношения к пятничной ночи. Можешь встречаться с ним, если хочется.

Ей не требовалось его разрешение — во всяком случае, она об этом не просила. Лучше уж давешний пьяный гнев, чем это равнодушие, по крайней мере в его злости была страсть. Может, он удивился ее выходке, хотя считал себя невозмутимым. Он ведь сам просил ее уйти, но не думал, что она воспримет это всерьез.

Маленькая ящерка, в мизинчик, взобралась по ножке стола. Там рядом с цветами стояла тарелка спелого инжира. Обри Харрисон принес их накануне, застав их в разгар семейной ссоры. Вопли Блумберга и ее пусть не такие громкие ответные реплики, вероятно, были слышны за версту. Тем не менее Обри, совершая утренний моцион, не спешил ретироваться. И лишь подойдя ближе, он осознал серьезность происходящего и не решился постучать. Оставил подарок на крыльце. Джойс видела в окно, как он уходит.

Блумберг взял Джойс за руку и стал поглаживать веснушчатое запястье.

— А помнишь, как мы взяли лодку на Темзе?

— Это для плакатов с видами Лондона? Я сидела на веслах, а ты рисовал.

— Да, точно. Ну и хватит — ты и так слишком долго гребла. Больше тебе не придется меня терпеть.

Джойс помнила прохладный речной бриз, вокруг ни души, на одном берегу виднелись какие-то заросли, напротив на грязном лугу паслись коровы.

— Я уезжаю в конце недели. Работа денежная. «Забытые храмы Петры» кисти сэра Марка Блумберга, П. К.

— Почетного кавалера?

— Простившегося с кибуцниками.

— И как долго тебя не будет?

— Месяца два-три, а то и больше.

— А я что, должна все это время сидеть здесь?

— Можешь вернуться в Лондон, если хочешь, удерживать тебя здесь никто не будет, разве что твой пылкий капитан Кирш.