Палестинский роман

Пришлось ждать целый час, пока не приехала машина, и, когда он отправился в Тальпиот, на часах было уже почти девять. Сначала он ехал с закрытыми окнами, точно боялся пуль, но вскоре опустил стекло на водительской дверце — и тотчас, словно только того и ждали, на него набросились тяжелые запахи ночного Иерусалима: запах верблюжьего и ослиного навоза, жимолости и жасмина. Но Кирш в эту минуту весь ушел в воспоминания и слышал только запах, который стоял в их общей с братом спальне, когда они детьми сидели на полу у камина в одних кальсонах и сушили промокшие фуфайки, держа их перед огнем и поеживаясь от холода: запах тела Маркуса, резкий запах пота от подмышек.

Скрипнули шины на каменистом проселке, который вел к домику Блумберга. Свет фар на повороте выхватил из темноты густую стену каперсника с белыми цветами-звездами — на рассвете они увянут. Остановился, выскочил из машины, с силой хлопнув дверцей, чтобы предупредить хозяев. Не хотелось бы ему застать Джойс в постели с Блумбергом.

— Эй! Есть кто-нибудь дома?

В темноте звякнуло стекло, и Кирш направился на звук.

Блумберг сидел под деревом в дальнем углу сада, в одной руке стакан вина, в другой — початая бутылка.

— Меня Росс послал. Боюсь, вам придется уехать раньше, чем предполагалось. На самом деле прямо сейчас.

Блумберг поставил на землю стакан и провел пятерней по густым, черным с проседью, кудрям. Он был без рубашки, и Кирш с удивлением отметил, какой у него мощный торс. Он почему-то считал Блумберга тощим — может, ему хотелось видеть его слабаком.

— Сейчас? Ну, это действительно скорее, чем я думал. К чему такая спешка?

— Обстоятельства изменились. Некие бюрократические сложности, которых Росс хочет избежать. Думаю, это связано с парнем из Арабского легиона, который должен вас сопровождать.

Кирш оглядел сад. посмотрел на коттедж. В одном из окошек горела лампа.

— Ее нет здесь. На случай, если вам интересно. Странное дело, я ведь думал, может, она с вами. Обоих водит за нос, выходит?

Кирш не знал, что сказать. Он бы еще понял, если бы Блумберг дал ему по морде, но это было еще хуже.

— Вам надо собрать вещи.

— А и правда. — Блумберг опять приложился к бутылке и осушил ее до дна.

Кирш навис над ним, ждал. В конце концов Блумберг поднялся и отряхнул брюки. Кирш заметил на земле еще одну пустую бутылку.

— Ну что же, — сказал Блумберг, — приказ есть приказ. — Вытянулся по стойке смирно и неуклюже отдал честь. — Капрал Марк Блумберг. Готов рисовать, сэр.

Потом покачнулся и, чтобы не упасть, схватился за рукав Кирша. Он был вдребезги пьян: как Кирш повезет его в таком состоянии?

— Сюда пожалте, Киршеле, — хихикнул Блумберг. — Вы же чуточку знаете идиш? Эс нит ди локшен фар Шаббес. Не ешьте лапшу до шабата. Мило, правда? Знаешь, что это значит? Не трахай девчонку до свадьбы. Но ты ведь уже ее трахнул, не так ли? Умял целую гору локшен. Пошли.

И потянул за собой Кирша.

— Вот здесь он ввалился к нам в сад, сукин сын. С ножом в сердце. — Блумберг принялся колотить себя в грудь. — Вот тут. С ножом в сердце, чтоб ему.

Кирш поддерживал Блумберга под локоть. Тот вдруг вырвался.

Луна застыла над рощицей тонких, чахлых акаций. Блумберг был мертвенно бледен, только налитые красным глаза горели.

— Дайте мне пятнадцать минут, — пробормотал он и, ковыляя, побрел к коттеджу.

В сухой траве что-то блеснуло. Кирш принял это сначала за монету, вероятно выпавшую из кармана Блумберга. Нагнулся подобрать. Но это была не монета, а пуговица — серебряная пуговица от полицейской гимнастерки, точь-в точь как у него. Кирш провел рукой по гимнастерке, проверил. Нет, все на месте.

Тонкий лучик света прорезал тьму за садовой калиткой. Слышно было, как кто-то слезает с велосипеда. Звякнул велосипедный звонок. Он сунул пуговицу в карман.

— Я приехала домоо-о-ой! — закричала издалека Джойс, куда более радостно, чем Киршу хотелось бы. Прозвучало это так по-домашнему уютно, чуть не с любовью.

Кирш двинулся ей навстречу:

— Он в доме, собирает вещи. Он должен уехать.

Кирш старался говорить тихо и спокойно, но Джойс все равно всполошилась — велосипед вильнул, но она его удержала.

— А, — сказала она, — это ты.

— Я приехал за мистером Блумбергом, чтобы доставить его к губернатору.

— За мистером Блумбергом? — усмехнулась Джойс. — Это арест?

А Блумберг в доме распевал во все горло. «Утром, вечером и днем хорошо с тобой вдвоем» — лилось из распахнутой двери. Пел он фальшиво, на гнусавом уайтчепелском кокни — в обычной речи Блумберга этот акцент обычно не проскальзывал. Потом и сам он появился на пороге, в одной руке папка, в другой — кисти.

— Ладно, хорошо. Поехали.

Джойс засмеялась. Кирш смутился и даже разозлился. Что они тут перед ним комедию ломают?

— Захвати одежду на смену, — сказала она мужу.

— Ща. — Блумберг решительно бросил папку и кисти, повернулся к дому: — Одежду — да, но сначала потанцуем. Иди сюда, любовь моя.

Джойс прислонила велосипед к ограде и чуть не вприпрыжку помчалась к дому.