Когда убирали со столика тарелки, повисла недолгая пауза. Трое мужчин смотрели на нее — но только Фрумкин, как ей показалось, с мужским интересом. Они были из Голливуда и привыкли к обществу настоящих красавиц. Так что их скорее привлекала не ее внешность, а она как личность. В каком-то смысле это даже лучше. Роберт Кирш смотрел на нее так, словно не в силах оторваться. Не то чтобы это было неприятно, но такое обожание быстро утомляет. Официант принес кофе, все достали сигареты, закурили. Джойс поняла, что пора платить за угощение — придется поведать им о последних минутах Де Гроота. Конечно, она могла бы отказаться и не пересказывать в очередной раз эту историю, заметив, как подобает благовоспитанной даме, мол, это такой ужас, что и говорить об этом не хочу. Но такая отговорка не пройдет, ведь на самом деле вовсе не она, а Марк после случившегося трясся и рыдал. Она поправила веточку жасмина, приколотую к отвороту жакета, — такой же запах окружал ее в саду, когда она оттирала губкой кровь с груди Марка.
— Итак, — сказал Фрумкин, — говорят, вы такое здесь пережили!
Джойс собралась было ответить, но не успела: официант, грубоватый и настырный, как и вся местная еврейская обслуга, — по крайней мере такое у нее создалось впечатление, — отозвал Фрумкина в сторонку. Лавируя между столиками, тот направился к выходу из чайной, где его поджидали два полицейских в форменной одежде. Одного из них Джойс сразу узнала: это был Харлап, тот самый, что несколько дней назад нагло развалился на ее кровати и расспрашивал о том, что сказал Де Гроот перед смертью. Фрумкин, прихватив его за локоть, вышел с ним в темноту.
Джойс отхлебнула кофе.
— Пожалуй, мне лучше подождать, — сказала она.
— Да уж. Думаю, Питу будет обидно, если он пропустит самое интересное, — ответил Харви. — Он небось уже прикидывает, кто мог бы сыграть вас.
Джойс улыбнулась:
— Как насчет Сейзу Питтс[48]
?— А не Лилиан Гиш?[49]
— задумался Рекс.— А кто будет играть моего мужа?
— А вы бы кого хотели видеть?
— Айвора Новелло[50]
.— Точно. Вы видели «Белую розу?»[51]
— Да, смотрели с мужем в Лондоне. За два дня до отъезда в Палестину.
— Красив, даже для британца.
— Как и мой муж.
Фрумкин вернулся к столу. На его лбу блестели капли пота.
— На завтра все готово, — объявил он. — На рассвете будем снимать штурм стен снаружи. Эти парни помогут отгонять чересчур любопытных.
— Я думал, вы уже договорились с копами, — сказал Харви.
Джойс покосилась на него: похоже, Харви был слегка озадачен.
— Конечно, — ответил Фрумкин. — Они просто хотели кое-что уточнить.
— Значит, планы не меняются?
— Ничего не меняется, — сказал Фрумкин решительно. — Будем надеяться на лучшее. — И обернулся к Джойс: — Мы берем половину британских легионеров Иерусалима и превращаем их в римлян. Лучше не придумаешь, правда? Одна имперская армия играет другую. Платим им, конечно, и сэру Джеральду… — Фрумкин огляделся по сторонам, желая убедиться, что их не подслушивают, — приличную долларовую контрибуцию на его заиерусалимское общество.
Они направились в отель «Алленби», где корпорация «Метрополис» занимала целых два этажа. Фрумкин и Джойс шли чуть впереди остальных.
— Какие у вас планы на ближайшие дни? — поинтересовался Фрумкин.
— Ждать, — ответила она. — Мне обещали найти здесь работу. Возможно, в какой-нибудь еврейской школе.
— Хорошо, но пока вы ждете, не могли бы вы нас выручить?
— Каким образом?
— Ну, есть миллион вещей, которые нужно сделать на съемочной площадке.
— Как мило с вашей стороны. Я непременно об этом подумаю.
Они подошли к отелю. Фрумкин свистнул, и его шофер, как послушный пес, сразу же откликнулся, подкатив арендованный лимузин к началу цепочки из припаркованных такси. Харви и Рекс обменялись с Джойс рукопожатиями и пожелали ей спокойной ночи.
Фрумкин, коротко поговорив с шофером, распахнул перед Джойс дверцу:
— Арон вас отвезет. Мне очень жаль, что я не могу вас проводить, но у меня до начала съемок еще очень много дел.
— Вообще-то я бы предпочла пешком.
— Решительно не советую. Слишком далеко и опасно.
— Вовсе нет. — Вежливость на грани самоуничижения — эту науку Джойс переняла у англичан.
— Иначе мне придется вас провожать, — пригрозил Фрумкин. — И тогда вы будете виноваты в том, что мы завтра поздно начнем. Вы хоть представляете, сколько стоит час съемок?
Он взял ее за руку, потом наклонился и нежно поцеловал в щеку.
— Спокойной ночи, миссис Блумберг.