Вернувшись домой, Витторио принялся заготовлять растительную составляющую будущего творения, ибо именно к дарам Флоры пожелал прибегнуть Арчимбольдо, чтобы явить миру сокровенные свойства натуры юной особы. Учитель уже все обдумал и решение вынес окончательное, без кривотолков. По его мнению, свежесть, пунцовый румянец щек и ямочки на подбородке девицы могут быть воспроизведены только через обилие цветов, листьев, стеблей и корней самого замысловатого вида. Он поручил Витторио совершить набег на рыночные прилавки и притащить домой все, что могло бы подойти для такого живописного меню, но отказался прибегнуть к помощи ученика при окончательном исполнении замысла. Пожелал, чтобы полотно целиком было выполнено его рукою.
Витторио, обыкновенно без нытья соглашавшийся, когда его отставляли в сторонку, на сей раз молчаливо загоревал, лишенный случая привнести свою лепту в портрет той, с кем он однажды прогарцевал целый вечер.
Во время первого сеанса Витторио ограничился тем, что следил глазами, как легко танцует по холсту мессирова кисть. Но, как только набросок начал принимать определенные очертания и стало понятно, что из него выйдет, беспокойство Витторио переросло в лихорадочную тревогу. Он опасался, что Гризельда, несмотря на все свое восхищение мастером, возмутится от того, что ее преобразили в корзину, переполненную всеми плодами здешних садов и ягодников. Да и сам Арчимбольдо, видимо, готовился столкнуться с решительным отпором своей натурщицы, ибо с самого начала отказался показывать ей работу до тех пор, пока та не будет закончена. И день за днем неукоснительно следовал своему решению, не обращая внимания на мольбы той, кого это так волновало. Всякий раз после окончания работы над холстом он поворачивал его лицом к стене и провожал девицу до самой двери, желая удостовериться, что она не вернется, чтобы хоть одним глазком глянуть на недописанное полотно.
Так продолжалось около недели, и Витторио, чувствуя, что его желание растет, уже спрашивал себя, к каким чарам прибегнуть, дабы соблазнить это миниатюрное, пленительное и таинственное создание, да еще прежде добиться, чтобы ее отец, чья приверженность суровой морали была известна всему городу, согласился терпеть, видя, как он увивается вокруг его дочери. Ведь чтобы меж молодыми людьми распустился бутон обоюдного притяжения, требуется время. Арчимбольдо, с каковым он поделился своими затруднениями влюбленного, пожираемого страстью, только двинул его шутя под ребро:
— Разве тебе не ведома власть искусно приготовленного эликсира?
Будучи посвящен в их план, государь, так приунывший от забот большой политики, что только и ждал повода от них увильнуть, нашел достаточно забавным намерение сбить с панталыку дщерь своего придворного законоведа, сурового Юлиуша Зельдера. Проделка годилась для того, чтобы развеять монаршью скуку, и он охотно подбодрил Арчимбольдо. В сопровождении их обоих Витторио спустился в дворцовые подземелья, тайное убежище, где подготавливались все колдовские затеи его величества. Там, пребывая в первобытном хаосе, простиралось уникальное царство: перегонные кубы и связки волчьих клыков, сушеные змеи и скелеты летучих мышей, зародыши в герметически закрытых сосудах и пакетики с восточным безоаровым камнем; промеж всего этого пылились груды старинных неудобочитаемых фолиантов с торчавшими оттуда десятками закладок из разноцветного шелка. Мгновенно отрытый мастером в этом хламе небольшой флакончик содержал остатки настоя, некогда приготовленного по проверенному каббалистическому рецепту для императора Максимилиана II: последний воспользовался им для пробуждения у дочери своей Елизаветы ощутимой склонности к ее жениху, французскому королю Карлу IX, чье предложение руки и сердца ввергло сию юную особу в изрядное замешательство. Дело в конце концов сладилось, но с тех пор минуло добрых четырнадцать лет и любветворные свойства микстуры могли с годами улетучиться. Арчимбольдо открыл бутылочку, тщательно принюхался к жидкости и с ученым видом заключил, что эта суспензия, хитроумно составленная на основе некоего сильнодействующего волшебного корешка и цветка лотоса, несомненно сохранила все свойства любовного напитка. С благословения Рудольфа, который держался за бока, чтобы не лопнуть ненароком от смеха, учитель пролил несколько капель магического эликсира на блюдо, где лежала горка сливочных конфет с миндальною начинкой, на всякий случай прихваченных им с собой. Проделывая последнюю манипуляцию, он нашептывал, словно отдавал приказания кому-то из посланцев иного мира:
— Гризельда и Витторио, Витторио и Гризельда! Силы добра и зла! Спасибо за нее, спасибо за него! Пусть верх и низ, черное и белое, чистое и нечистое соединятся в диавольском благословении, амен.
Произнеся все это, он трижды перекрестил свою левую коленку.