Всё это Эва вычитала накануне в Интернете, собирая информацию, но кроме общих фраз ничего существенного так и не нашлось. В основном только о бурной деятельности его корпорации, а о нём самом ничтожная толика. Как только он так умудрялся оставаться в тени при его-то способностях отличиться. Эва вспомнила его взгляды на свою грудь, и собственные мысли заставили её покраснеть.
Слава Богу, зазвонил его телефон, а она в это время взялась заваривать чай, чтобы иметь повод отвернуться. Ян заговорил по-французски, чему она удивилась и из всего, что он произнёс, она поняла только «maman».
Он закончил разговор, а Эва тем временем налила две чашки. Уже налила, когда поняла, что не спросила, будет ли он вообще чай или допьёт свой давно остывший кофе. Повернувшись к нему с вопросом, она так и не успела его задать. Он утвердительно кивнул в сторону чашек.
— Нет. Ненавижу кофе. Пью только по необходимости. Сегодня была необходимость.
Она рассмеялась в первый раз за это время, свободно и непринуждённо, ей стало легче и намного спокойнее.
— Мама? — поинтересовалась она, вытаскивая из холодильника холодные мясные закуски, конфитюр, масло и булочки.
— Ты понимаешь по-французски?
— Нет, что ты. «Maman» — она везде «маман», — поспешила Эва объясниться.
— Ну, да.
— Ты француз?
— Наполовину.
Вот и вся загадка и весь ответ — его британский шарм и французская утончённость просто сбивали с ног, а врождённая сексуальность превышала все известные шкалы измерения, потому что его тестостероны уже водили вокруг неё свои хороводики, как возле Рождественской ёлочки. А он даже не приблизился к ней, даже и пальцем не дотронулся.
— Ты почему ничего не ешь? — заметил он и взял в руки апельсин.
— Я не могу есть с утра. Чашка чая и то через силу.
— Ты с утра злюка, да? — он приподнял бровь.
— Ага, ещё какая.
— Я понял, — улыбнулся он и подвинул ей тарелку с оранжевыми дольками, — ешь, давай, художник!
Лучше бы ему не улыбаться, отметила про себя Эва. Улыбаясь, он и мёртвого может уговорить на что угодно, а она была далеко не мёртвая, а очень даже живая, даже слишком живая.
«Солнечная девочка», — думал про себя Ян, подтягиваясь на руках и взбираясь на пирс после пары километров баттерфляя. Он плыл попеременно — то по течению, то против, но мысли его всегда плыли «против». Против него самого и установок, которым следовал много лет.
Он сел, свесив ноги, потирая набухшие твёрдые мышцы, чувствуя знакомое приятное ощущение тяжести. От занятий спортом можно получить колоссальное удовольствие, не такое как от секса, но большое удовольствие. Говорят, при физических нагрузках вырабатывается гормон радости серотонин, и Ян склонен был этому верить.
Как могло получиться, что за несколько дней она поставила на уши весь дом и его немногочисленных обитателей?
Симон теперь крутился возле неё, а не у кустов, таская ей туда-сюда стремянку. Минни пекла булочки, которые любила Эва, а не которые предпочитал Ян. Уже непонятно, кто в доме командовал. Но не он сам — это точно. Раздражало до безумия, так как предложив Лоре пожить у него, не предполагал, что вместо неё будет Эва, и его спокойное жилище превратиться в такой дурдом.
Он и сам везде ощущал её незримое присутствие. Казалось, где бы ни прошла, она оставляла искорки света, иногда в виде бумажек от конфет.
Эву долго занимал вопрос, как теперь они будут делить территорию. Его территорию.
Она хорошо расположилась. Даже в холодильнике все продукты расставила, как ей нравилось, как она привыкла. И в шкафчиках тоже.
Что же теперь всё обратно переставлять?
Она же не думала, что он так скоро приедет.
Не очень хотелось сталкиваться с ним часто, но он вот уже несколько дней был дома. Кто говорил, что он только работает? Вон, который час на пляже загорает, довольный аж тошно! Мешает даже издалека!
Ян снял очки, и сжал пальцами переносицу, прикрыв глаза. Битый час он пытался сосредоточиться на цифрах, которые ему выслал Насир, но хихиканье Эвы и ржач Симона за дверью кабинета, действовали на нервы. Чего он там трётся? Делать нечего? Ещё парочку клумб ему вытоптать?
Снова надел очки и уставился в монитор, попутно делая заметки.
Шум в гостиной стих, но спокойствия это не принесло, скорее наоборот.
Уже хотел выйти посмотреть, что там творилось, как в дверь тихо постучали. Он откинулся в кресле и сказал:
— Входи, Эва!
Она вошла, но задержалась у двери, в руках у неё была папка с чистыми листами. Ян глянул на неё, вернее, привычно осмотрел с ног до головы и кивнул на кресло.
Волосы её были заплетены в слабую косу, перекинутую на одно плечо. Она осторожно села, заправила выбившиеся прядки за ухо и разгладила подол короткого льняного платья. Шоколадного цвета в стиле сафари, с карманами, и спереди на пуговицах. Он уже заметил, что в её в гардеробе много вещей изо льна и других натуральных тканей. Она не носила футболок с блёстками и стразами, а предпочитала простоту и изящество стиля. Этот тёмный цвет, как ни странно, очень шёл ей, подчёркивая лёгкий загар и оттеняя золото волос, и светлые глаза.