Пальмы в снегу

– Зато у вас сейчас есть самоуправление, одобренное большинством, – заметил Мануэль, взглянув на Симона поверх очков. – И Конституция светит.

– На острове, если вы вспомните, перевес был в несколько голосов.

– Не имеет значения, – произнес Килиан. – Факт в том, что даже новости сейчас передают на фанг, буби и испанском, чтобы отразить все точки зрения. А самое главное – деньги по-прежнему идут из Испании. – Он помахал в воздухе стаканом. – И как вы собираетесь перейти от полной зависимости к независимости? Вот все внезапно рухнуло – и что дальше? Если мы все уйдем, кто станет вас лечить, защищать, учить?

Симон попытался что-то сказать, но Килиан махнул рукой.

– Боюсь, управление попадет в руки людей, которые, в лучшем случае, едва умеют читать и писать, даже если разъезжают в шикарных машинах и произносят речи. Но этого недостаточно, чтобы править страной.

Килиан посмотрел на Хосе, который не отрывал глаз от телевизора. Больше всего отец Бисилы любил репортажи о футбольных матчах, но сейчас там было другое.

– Скажешь что-нибудь, Хосе?

– Приложу все силы, чтобы держаться от чертовой политики как можно дальше. Но да, грядут трудные времена, и особенно для буби. Масиас – фанг. – Он кивнул на экран.

Худой человек в безукоризненной тройке с галстуком что-то с жаром говорил в микрофон. У него были узкие, слегка раскосые глаза. Все умолкли, чтобы послушать сына известного колдуна из Рио-Муни. Этот Масиас свою политическую карьеру начал с мэра небольшого городка и дорос до заместителя председателя автономного правительства. Он обещал минимальную зарплату, выплату пенсий и пособий, ссуды рыбакам и фермерам и гарантии государственным служащим. «Мой девиз, – на всех митингах говорил он, – единство, мир и процветание». А сейчас свое выступление закончил фразой: «Что Масиас обещает, Масиас выполняет».

– Силен, харизматичен и умеет убеждать, – подвел итог Мануэль. – Но, честно говоря, какой-то он переменчивый. Порой говорит об Испании так, будто она лучший друг, а порой – противится любой испанской инициативе. С месяц назад он просил по «Радио Бата» не голосовать за Конституцию, а нынче поглядите на него – полностью готов к выборам.

Несколько минут все молчали. Килиан огляделся. Не считая компании из восьми-десяти белых, поглощающих джин с тоником, остальные в баре были темнокожими. Килиан присмотрелся к белым. Видимо, недавно приехали. Один из них, молодой человек лет двадцати, с круглым лицом и светлыми живыми глазами, поднял стакан и поприветствовал Килиана. «Что с ним теперь будет здесь?» – подумал Килиан. Он вздохнул, сделал глоток и повернулся к Хосе и Симону.

– Вы-то знаете, за кого будете голосовать? – спросил он.

– О да, – тихо ответил Симон и наклонился вперед. – И можете быть уверенными, я не проголосую за главного петуха.

Хосе рассмеялся.

– Девиз Масиаса – «Все за вождя», – сказал он, понижая голос. – Но я тоже не стану голосовать за него.

Мануэль свернул газету и положил на стол.

– Но многие другие будут, – вздохнул он. – Нынешний президент автономии, Бонифацио Ондо, за сотрудничество с Испанией. Афанасио Ндонго никто не знает. А «Союз буби» Эдмундо Босио получит голоса только на острове. Очевидно, что Масиас выглядит преданным и убежденным защитником гвинейских братьев и их интересов. У него очень хороший советчик – адвокат Гарсиа-Тревийано. Масиас станет президентом, и осень 1968 войдет в историю.

Снова повисла тишина. Немного погодя Симон заговорил:

– Масса Килиан, не расстраивайтесь, ладно? – Килиан в ожидании приподнял брови. – Иногда мне кажется, что вы против того, чтобы мы получили свободу…

Килиан обдумал слова Симона.

– Я не говорю, что не хочу, чтобы вы получили свободу, – наконец сказал он. – Я просто не хочу уезжать, Симон.

Их прервал шум отодвигаемых стульев. Светлоглазый юноша стоял у бара; в одной руке он держал стакан, другой делал своим приятелям знак не вмешиваться.

– Я извинился, – сказал молодой человек темнокожему подвыпившему парню.

– Уверен, ты бы не стал выдыхать сигаретный дым в морды своим белым дружкам, – наступал на него тот. – Небось злитесь, что мы теперь ходим по вашим барам?

– Меня злит, что вы не умеете принимать извинения, – ровно проговорил юноша и спокойно вернулся к своему столику.

Парень расплатился за выпивку, собираясь уйти, но в дверях повернулся и громко заявил:

– Никто из вас не уйдет отсюда живым. Мы перережем вам глотки. Всем.

В баре стихли все звуки.

– Вот видишь, Килиан, – шепнул Мануэль. – Хулия никогда меня не слушала, но в конце концов нам всем придется удирать отсюда. – Он бросил на него уверенный взгляд. – Даже тебе.

– Ты уверен, что так будет лучше? – спросила Хулия, глаза ее были полны слез. – Папа, мама… у вас еще есть время передумать.

Дженероса поправила ей волосы.

– Не знаю, дочка…