Десятки лет назад они с Эмилио приехали себя, открыли магазин, постепенно наладили быт. Она помнила свои чувства, когда пришлось оставить единственного ребенка, Хулию, родителям в Испании. Помнились и счастливые мгновения, каких было очень много в Санта-Исабель. Годы утекли, посыпав серебром голову и добавив глубоких морщинок у глаз. И что теперь?
– Теперь, по крайней мере, у нас есть с чем уехать, когда нас отсюда вышвырнут, – сказала она скорее себе, чем Хулии.
– Но… – возразила Хулия, – если очевидно, что белых тут не жалуют с некоторых пор, почему наш магазин хочет купить португалец?
– Жао знает не больше моего, – сказал Эмилио, отложив в сторону номер «Эй-Би-Си», где был репортаж о последних событиях в Гвинее. – Никто его не заставляет покупать. Думаю, он просто смельчак. Если б только у нас хватило мужества не признать новую республику, как это сделали португальцы… – Он посмотрел на часы, так как с минуты на минуту ждал покупателя. – И к тому же у Жао тут куча детей от местной. Чем не причина остаться…
Хулия подумала о Килиане. А он? Разве ему не придется уехать? Бросить Бисилу с ребенком в полной неизвестности? Было очевидно, что Килиан обожает малыша. Он не сможет оставить его.
– Почему ты не веришь новому президенту? – Хулия взяла отца за руку. – Разве Испания не поддерживает его? С двенадцатого октября…
– Не напоминай мне об этом дне! – Эмилио сжал руку дочери. – Эта психованная молодежь превратила город в ад. Это было началом конца, да, когда они перебили окна во всех предприятиях и домах и свалили статую генерала Барреры, ни больше ни меньше… Что за способ праздновать смену власти!
– Это был первый день их свободы, пап. Но с тех пор во всех все речах Масиас прославляет Испанию. Он обещал продолжить политику Франко последних тридцати лет и подталкивает испанских бизнесменов продолжать инвестиции в Гвинею…
– Да, и я скажу тебе, что думаю об этом петушке, – резко перебила Дженероса. – Посмотрим, как он выполнит предвыборные обещания.
Эмилио фыркнул и принялся ходить по комнате.
– Я старый лис, Хулия. Мы поступаем правильно. Если подпишем всё сегодня – останемся тут ровно настолько, чтобы собрать вещи и погрузиться на корабль. А потом, – он поднял глаза к небу, – все в руках Бога.
Хулия прикусила губу, чтобы не выдать гнев на отца. Как легко он сдался! Она тоже взглянула на часы. Торопиться некуда. Мануэль сидит с детьми, а она специально приехала, чтобы попытаться переубедить отца и маму. Но доказать что-либо не удавалось. Более того, она ощутила укол раскаяния. Если Эмилио и Мануэль правы, ее дети окажутся в серьезной опасности. Быть может, ей стоит перестать упираться и подумать о них? Если что-то случится, она никогда себя не простит.
Хулия решила пересмотреть свое решение об отъезде, но присутствовать при подписании купчей ей не хотелось.
– Прости, папа, но я больше не могу ждать. Мне нужно к детям. В любом случае, вряд ли я смогу уговорить вас передумать.
Она поцеловала мать, взяла сумку и ключи от машины и пошла к двери
– Я тебя провожу, – сказал Эмилио.
Внизу они столкнулись с Димасом.
– Эмилио! Мне говорили, будто ты продаешь дело португальцу?
– В конце концов вы получили, что хотели. Мы уезжаем.
– Не слишком ли драматично?
– Спроси своего брата. Разве его не повысили?
Димас гордо улыбнулся.
– Да, сеньор. Он назначен вице-президентом Верховного суда.
Хулия задохнулась. Она слышала, что новый президент, этот Масиас, включил в состав правительства и администрации побежденных соперников – буби. Но пост Густаво действительно был важен.
– Надеюсь, это не долго продлится, – язвительно сказал Эмилио.
– Папа… – вмешалась Хулия.
– Почему это? – взвился Димас.
Эмилио покачал головой.
– Не питай больших надежд, дружище. У меня тоже все было, а теперь я вынужден все бросить. Будем надеяться, что я ошибаюсь и тебе не придется возвращаться в деревню, где ты родился. Как она называется?.. Ах да, Урека! – Кто-то окликнул его, и он обернулся. – А вот, наконец, и Жао. – Он поцеловал дочь. – Отлично, покончим с этим раз и навсегда.
– На сорняки, Хосе! – Гарус потер глаза. – Масиас заявил, что отправит всех белых полоть сорняки.
Они сидели в столовой. Килиан перечитал последний абзац письма, которое только что получил от матери, обеспокоенной новостями, которые она узнала от соседей, работавших на другой плантации.
«Почему ты не вернулся домой? Я не понимаю, отчего ты так упорно держишься за остров – в таких-то обстоятельствах. Я больше не знаю, что правда, а что – нет. Кто-то говорит, что испанцы спят с оружием под подушкой, что вообще боятся спать в собственных домах, а другие – что все это несерьезно… Если это из-за денег, не волнуйся об этом. Большего ты сделать не можешь. Твой отец гордился бы, что ты сделал так много для нашего дома. Гвинея забрала моего любимого Антона, и я не хочу, чтобы она забрала еще и моего сына. Пришло время нам быть вместе. Мы уже отдали и взяли от Фернандо-По все, что возможно.
Крепко тебя обнимаю. Твоя любящая мама».