Пальмы в снегу (ЛП)

Хакобо откашлялся. Он не знал, как начать разговор. За последние годы столько всего случилось!

Переговоры о продаже земли под лыжную станцию затянулись дольше, чем предполагалось. Хакобо не мог принимать в них участие, поскольку у него при одном упоминании о них закипала кровь. Братьев оскорбляло бесцеремонное поведение адвокатов горнолыжной компании, желавшей приобрести окрестные земли за смехотворную цену, объясняя это тем, что благодаря станции, долину ждёт процветание, и обещая взамен обустроенные участки в бессрочное пользование.

Адвокаты держались с ними, как с неотесанными деревенщинами, которые должны быть по гроб жизни благодарны, поскольку иначе так и сидели бы в своей Богом забытой долине, не узнав, что такое блага цивилизации.

«А помнишь, Хакобо, — спрашивал Килиан, — как мы заполучили земли буби? Ведь тогда мы вели себя с ними точно так же. И в конце концов, мы действительно должны быть благодарны, потому что теперь станем жить лучше».

Никогда не обсуждалась лишь прибыль, которую получат застройщики от этих земель, ценность которых резко подскочила как раз в тот момент, когда они перестали принадлежать жителям Пасолобино.

Хакобо посмотрел на брата. Как он мог с оптимизмом смотреть вперёд — после всего, что случилось? Только-только он наконец зажил нормальной жизнью в Испании — и тут же потерял жену.

Хакобо вспомнился тот день, когда Пилар — простая, тихая и боязливая женщина — пришла к ним в дом, чтобы ухаживать за прикованной к постели Марианой в последние месяцы ее жизни. И кто бы мог подумать, что мало-помалу рана в сердце его брата настолько затянется, что тот в конце концов поведёт ее к алтарю?

Да, что правда, то правда: Килиан, не задумываясь, женился на ней, как только узнал, что она забеременела, поскольку по-прежнему отличался повышенным чувством ответственности. Но правдой было также и то, что благодаря этой женщине, сердечная тоска его брата, привезённая из Африки, понемногу улеглась. Пилар оказалась кратким затишьем в жизни Килиана.

И теперь, после ее смерти, в его жизнь вернулась тоска, и Хакобо нетрудно было понять, с чем она связана.

— Полагаю, ты читал последние газеты...

Килиан покачал головой.

— Сколько лет мы ничего о них не знали, а теперь пошли новости одна ужаснее другой.

— Ну, не все так ужасно. Говорят, будто бы сейчас он собирается установить добрые отношения с Испанией и уже начали разрабатывать программу сотрудничества.

— Посмотрим, как долго это продлится, — горько усмехнулся Килиан.

Килиана интересовали даже не столько новости политики, о которых писали журналисты, обосновавшиеся в Малабо после так называемого переворота Свободы в августе 1979 года, совершенного руками нового президента, Теодоро Обианга. После переворота открылись настежь все двери, и на улицы высыпал народ; изумлённые этой новостью люди поначалу держались недоверчиво и подозрительно, но потом бросались друг к другу в объятия, откровенно заливаясь слезами счастья.

Все репортеры описывали ситуацию в стране, которую оставил после себя Масиас, как катастрофическую. Малабо лежал в руинах, зарастая джунглями, ржавея и догнивая. И что же, люди действительно верят, что весь этот кошмар уже закончился? Что они избавились от принудительных работ? Что у них перестанут отбирать скудный урожай? По случаю суда над Масиасом, по решению которого он был заключён под стражу и казнен, напечатали блестящие репортажи, подтверждавшие, какое варварство царило в Гвинее в последние годы, когда вся страна превратилась в настоящий концлагерь.

Регионы опустели из-за бегства жителей, из-за массовых убийств, совершенных этим безумцем, из-за болезней и нехватки лекарств, а также налёта саранчи, вызвавшей голод. Гвинея оказалась на грани гибели.

И в таком месте Килиан бросил Бисилу и двух детей? Как он мог допустить, чтобы они оказались в этом аду, пока он сам обустраивает собственную жизнь? Как ненавистен он был сам себе!

Если бы не помощь Мануэля, он бы просто сошёл с ума. При каждой возможности Килиан посылал ему чек, который тот передавал через знакомых медиков, ездивших в Гвинею с гуманитарной миссией. Килиан посылал лишь деньги. Никаких писем. Ни единой строчки, которая могла бы стать поводом для обвинения в связях с испанцами. Благодаря цепочке врачей, Килиан и Бисила знали, что оба живы. Эти маленькие передачи утешали его бессонными ночами, подтверждая, что тайное, загадочное, мистическое чувство в очередной раз не обмануло, что она жива, и ее сердце по-прежнему бьется, пусть даже вдали от него...

— Даже не думай! — сказал Хакобо, словно прочитав его мысли. — Я рад, что жизнь там стала налаживаться, но для нас ведь все это уже в прошлом, разве не так?

Хакобо потёр глаз, над которым навсегда остался шрам, напоминавший о тех ударах, которыми когда-то наградил его брат. Он знал, что Килиан так никогда его и не простил, но и сам не мог забыть тех ужасных минут.

Килиан по-прежнему молчал. Для него все это не было прошлым, оставшимся далеко позади.