Пальмы в снегу

Дозвониться до Нины получилось с первого раза. После минутных объяснений кто, от кого и откуда – Нина назвала адрес. Доехали на такси до угла улицы Морской и набережной. Где-то здесь за аркой между кучно застроенных сто лет тому назад двухэтажных домов и находилось пристанище для ищущих себя и смысл жизни приятелей. Ниной оказалась крепкая, большая пятидесятилетняя женщина. Бывает у толстушек свой шарм. Этот шарм, конечно не в шарообразном теле, а в добром, красивом лице русской женщины. Иные из них буквально светятся добродушием. И глядя на Нину, Данила поймал себя на том, что не может и не хочет отвести взгляд от её больших карих глаз. От розоватых, пышущих здоровьем щёк и полных губ. И дело вовсе не в сексуальной привлекательности. Смотря на такую сдобную женщину любому мужчине становится уютно и сытно. В голове сразу замелькают – пироги, плюшки- ватрушки, пельмени. В доме у неё идеальная чистота. Дети опрятные и сытые. С кухни всегда доносятся аппетитные запахи… Данила вспомнил свою любимую бабусю, которую он всю жизнь считал самым добрым человеком на свете. А мама? Разве мама не самый добрый человек для сына? И да и нет. Мама бывает строгой и требовательной. А бабуся, никогда не повышая голоса сперва накормит, а уж потом тихо и вкрадчиво объяснит внуку, что такое хорошо и что такое плохо.

Комната предложенная хозяйкой располагалась на втором этаже. Окна выходили прямо на набережную. Внутри, как и предполагал Данила, было чисто и опрятно несмотря на старую мебель. На стене висел традиционный ковёр. Правда не с мишками, а с блюющим оленем. Конечно благородный рогатый не блевал. Так художник изобразил рёв самца во время гона. На деревянном полу несколько ковриков. Круглый раздвижной стол стоял посередине комнаты. В двухъярусном серванте стопки, рюмки, допотопный чайный сервиз. Вдоль стен две сеточные кровати накрыты цветастыми покрывалами и дополнены горкой из подушек в изголовье.

– У Вас наверное и железный занавес есть? – спросил он у Нины

– Ты о чём? – с удивлением спросила хозяйка.

– Был такой фильм о Ялте зимой – Асса.

– Понятно. Я кстати помню, как его здесь на набережке снимали. Да больше десяти лет назад, уж точно.

–Тринадцать – поправил Данила.

Хозяйка вручила ключи и получив плату за три дня постоя, ушла по своим делам. Вероятно готовить ужин для детей или внуков.

Решили прогуляться вдоль моря до массандровского пляжа.

– Где-то здесь, двадцать лет назад, мне родители покупали самую вкусную пиццу на свете. Стоила она, как сейчас помню, немыслимо дорого – семьдесят копеек. За эти деньги можно было купить… – Данила остановился и посчитал в уме, – семь и семь в периоде мясных беляшей. Какая же она была вкусная! С оригинальной пиццей у этой булочки с грибами и сыром было мало общего, но слово пицца я услышал и испробовал её именно тут.—Пойдём уж догонимся и заточим пиццу, коли ты о ней вспомнил.

На площади, где Ленин стоял в пальто, окружённый веерными пальмами и кипарисами было людно. Левин остановился у памятника.

–Ваня! Выключай свои опорожнительные рефлексы! Если ты видишь Ленина, то это не значит ещё, что настало время сфинктер расслаблять!– Данила столкнул подзависшего Ивана со ступеньки.

Молодые мамаши сидели на лавочках и плавно покачивали коляски со своими грудничками, под не моргающим оком бронзового истукана. Какой-то старый, но галантный идальго с небольшим букетом роз ждал свою Дульсинею. Почему здесь у памятника Ленину, а не у платана Айседоры Дункан у них свидание? Размышления прервал Иван.

– Никогда не понимал, с какого перепугу Ленина называли дедушка? –  ухмыльнулся он, – Какой он нафиг дедушка? Ни детей, ни внуков. И помер в 54… Дедушка!… А бабушка значит бездетная и базедовая Наденька? – по-ленински, с лукавым прищуром и знакомой по кино интонацией – вопрошал двойник Ильича.

– Даааа, – протянул Данила

– В питьевой воде

   не хватает йода.

   Можно зобом

   базедовым

   Сваи хуячить!