Чаще всего такой кризис случался из-за политической ситуации. Точнее из-за неё штаб-квартира, решающая, кому продавать концентрат знаменитой Оле-Олы, начинала крутить носом. Повышала цены на концентрат, завод оказывался ещё в более глубокой попе, часто на грани банкротства, а потом… хм… туда ехал Джек и ставил всё обратно на нормальные рельсы или принуждал к слиянию с более крупным партнёром на территории или закрывал. Ой, — я похолодела, — а сам Джек не замешан в этом?
Ведь так он выкупил контрольный пакет акций нашего завода в Ростове.
Я почесала нос, от сомнений он аж иззуделся. Чизкейк запросился обратно.
Так, спокойствие, только спокойствие! Джек всё равно мой любимый, даже если слегка мошенник… О, Боже! Нет-нет-нет, я этого ещё не знаю. И ему нужна помощь. И потому я с ещё большим рвением нырнула в цифры.
— О, Саша, вы сменили поэзию на финансовые сводки? — послышался знакомый голос.
Оторвавшись от испещрённой цифрами страницы, я увидела мистера Уилла. В очередном вишнёвом пиджаке, джинсах и жёлтых ботинках.
Я моргнула, пьяная от напряжения, и пробормотала:
— А русская братва в девяностых ходила в малиновых пиджаках… У вас нет малинового? И разве уже утро?
— Почему утро, дорогая моя Сандра? — вежливо осведомился старичок.
— Я потеряла счёт времени… Надеялась вас встретить утром. Вы же только завтракаете здесь.
— Сегодня нет. День особенный.
Я промолчала. День и, правда, был из ряда вон. Но мистер Уилл ждал моего вопроса, и пришлось отдать дань вежливости.
— Какая-то знаменательная дата? — спросила я.
— День кончины моей жены.
— Ой, простите… Примите мои соболезнования. — Я привстала. Всегда теряюсь, когда говорят о смерти. — Не могу представить, как это — терять любимых.
— Не извиняйтесь, это было давно, — мистер Уилл присел рядом на стул, ни капли не опечаленный. — Двадцать лет тому назад. Я просто прихожу поужинать с ней и с памятью. До смерти Дэйдры мы не были разведены, но лет десять жили отдельно. Она устала от моих денег и моего имени, но мы оставались друзьями.
— О… — Я не знала, что сказать. Наверное, надо погуглить имя Уильяма Баррела. Если от его имени можно было устать, наверняка оно звучало достаточно громко. Мне стало неловко от собственной неосведомлённости, и я непроизвольно закрыла отчёт.
— Хо-хо, «Софт Дринкс Компани», — заметил старик. — Обожаю Оле-Олу. Особенно с вишнёвым вкусом. Вам нравится?
— Такую я не пробовала, — я присела, смущённая, — расспрашивать о своём было неудобно, и к месту ли? Но разве есть у меня выбор? Больше и спросить не у кого! Я совсем растерялась.
— Вы должны попробовать! — Мистер Уилл подозвал официанта и заказал две бутылочки с вишнёвым напитком, даже в меню не смотрел, уверенный, что она тут есть. — Я, знаете ли, изучил факты и выяснил, что самая меньшая смертность в мире — среди шестилетних детей. Поэтому уже двадцать лет питаюсь, как шестилетний ребёнок. И, как видите, не молод, но вполне здоров!
Я моргнула, опешив, а старик продолжил:
— Так вот американские шестилетние дети больше всего любят вишнёвую колу. Её я и пью. Но, Сандра, вы сегодня не светитесь совсем. Что у вас стряслось?
Я замялась.
— Выкладывайте. Мы ведь с вами уже приятели…
Выдохнув тяжело, я облокотилась о стол и подпёрла щёку рукой, забыв об этикете. Если честно, мои силы уже были на исходе.
— У меня стряслось много чего, — помедлила мгновение я, а потом выпалила на гора: — Совет директоров против нашей с Джеком свадьбы, просто из-за того, что я русская. Это раз. В Венесуэле на нашем заводе забастовка — это два. Джек там забаррикадирован рабочими — это три. С ним нет связи — это четыре. И пять — компания и не пытается ему помочь, а, кажется, наоборот.
Мистер Уилл зацокал по-стариковски языком и покачал головой.
— Плохи дела.
— Очень. Я не знаю, что делать.
Старик помолчал. Официант принёс на подносе Оле-Олу, открыл чинно стеклянные бутылочки и разлил по стаканам с таким видом, будто это было шампанское за тысячу долларов. Мистер Уилл улыбнулся хитро:
— Тогда выходите за меня, Сандра. Я очень, очень богат. Вы найдёте меня не последним в списке Форбс. И мне никто не указ, как вашему Джеку…
Во рту мгновенно пересохло, но в следующую секунду я подскочила.
— Благодарю, это невозможно! Я не хочу вас обидеть, но я люблю Джека!
— А если дело в Венесуэле кончится плохо? Если он не вернётся? Или вернётся разорённым? Лишится работы? Не торопитесь отказывать старику, подумайте. Вы ведь ждёте ребёнка, я давно заметил…
В моих висках затикало. Он хочет купить меня? А как же доверительные беседы? Слова о дружбе? Стихи… Мне стало совсем скверно.
— Нет, — твёрдо сказала я, — речь не о деньгах. Будь у вас хоть миллиард!
— А если он есть? — вкрадчиво произнёс старик. — Никому не завещанный? И может быть вашим? И вашего ребёнка?
Я потянулась за сумкой и с укоризной посмотрела на мистера Уилла:
— Я запросто проживу и на пару сотен долларов в месяц. У меня есть жених. И станет мужем, чёрт меня подери! — гневно сверкнула я глазами. — Даже если для этого мне придётся возглавить переворот в долбанной Венесуэле! Прощайте! Я думала о вас иначе…