Я не сумнѣваюсь любезные родители, что когда вы станете читать сіе, немало подивитесь. О измѣна человѣческаго сердца! я думала, что Иванъ самой честной и хорошей человѣкъ въ свѣтѣ, и вы объ немъ я чаю то же думали, да и онъ мнѣ всегда васъ хвалилъ; но теперь вижу, что онъ лицемѣръ, измѣнникъ, обманщикъ, и причинитель совершенной моей погибели.
Онъ столько себя бранилъ, что уже здѣлался мнѣ жалокъ, и я разсуждаю, что знатные и богатые люди найдутъ случай и средство ко окончанію своихъ предпріятій, ни что такъ знать не трудно, какъ сердце вреднова человѣка. Думаю лутче мнѣ таить продерскіе дѣла ево, и ежели будетъ случай всячески въ раскаяніи ево укрѣплять, можетъ быть сіе средство подастъ мнѣ какую нибудь пользу.
Надобно сказать, что Иванъ привезъ въ чемоданѣ все платье, которое покойная госпожа моя и господинъ мнѣ надарили, и сверьхъ тово еще два убора на голову, и кушакъ съ серебромъ, только меня ни что не веселитъ на свѣтѣ. Госпожа Жевкесъ и велѣла внести чемоданъ въ мой кабинетъ, и показавъ, что положено тамъ сказала, что я могу надѣть платье какое хочу, а всего не отдала за тѣмъ, что я получа оное будто изъ дому уйду.
О измѣнѣ Ивановой я впала въ печальное и тягостное размышленіе, и плакала о себѣ и объ немъ горько, видя въ письмѣ ево признаніе, и что давно гибель мнѣ устрояютъ. Видно было, къ чему клонилось намѣренія моево господина; какъ себя ругаетъ бѣдной дѣтина, но всему тому достоинъ тотъ, кто ево употребляетъ. Какой отвѣтъ сей господинъ долженъ будетъ дать предъ Богомъ, что къ своимъ мерзкимъ дѣламъ другихъ склоняетъ, а все только для тово, что бы погубить неповиннаго человѣка, которой ни какой вины не знаетъ, да и причины не подалъ, но со всѣмъ тѣмъ я и нынѣ Бога молила о ево здоровье.
Я не могу понять, какъ знатные господа о себѣ думаютъ, творя такіе гнусные дѣла бѣднымъ людемъ. Но Иванъ имѣлъ причину такъ здѣлать, угождая своему господину, которой ево наградить можетъ. Думать то же надобно и о безчеловѣчной Жевкесъ, которая угождаетъ своему господину, и старается показать ему свою услугу. Ежели онъ меня подлинно любитъ, то можетъ ли то любовію назватся, что хочетъ меня погубить, и учинить также виновну какъ и самъ? Какая прибыль ему отъ того, что такая бѣдная дѣвка какъ я погибнетъ? Говорятъ, что я хороша, то мнѣ кажется, что я въ томъ не виновата, и честной господинъ и служанку добродѣтельную долженъ беречь и любить чистою и непорочною любовію, и для чево такъ много старатся отнять то, что я больше своей жизни почитаю.
Всему сему я не могу надивится, ни кто не можетъ сказать, что тѣ молодые господа имѣютъ другихъ ково искусителей, кромѣ совѣсти ихъ порочной и непотребной привычки, которые ихъ влекутъ въ самую глубину грѣховныя тины. Онъ побѣжалъ отъ меня боясь, чтобы служители невидали предосудительныхъ ево поступокъ, а Тово не боится, Которой вездѣ и все видитъ, и тайну сердца испытуя знаетъ. Но что помогаетъ мнѣ печальное сіе разсужденіе, онъ есть золъ, и будетъ злымъ, но только боюсь, что бы я не была злости ево жертвой, ежели Богъ мою на него надежду и всечасные молитвы захочетъ оставить.
ВТОРНИКЪ и СРЕДА.
Я оба дни для тово совокупно описызаю, что сія злая жена весьма за мною смотритъ, и ни какъ было не возможно писать. Во вторникъ возила меня съ собою въ каретѣ по полю, часто гуляла я и въ саду, но она вездѣ была со мною. Господинъ Вилліамсъ пришедъ къ намъ ходилъ съ нами въ саду. Пользуяся я отдаленіемъ моево пристава, и ободрясь сказаннымъ мнѣ отъ нево въ Воскресенье словомъ, говорила: не можноль государь мой здѣсь на уступахъ между дерномъ, положить когда нибудь къ вамъ записочку. Очень изрядно выдумано, онъ отвѣчалъ мнѣ, и надобно замѣтить сію пирамиду, у меня есть ключь отъ саду, для тово что я сквозь ево хожу въ деревню.