Память, что зовется империей

Она притихла. Император продолжал говорить – просил о спокойствии и раздумьях. «Перед рассветом настает мгновение тишины, когда мы видим приближение и далекой угрозы, и обещание тепла», – сказал он. Выражение лица Девятнадцать Тесло рядом с ним сменилось с нейтрального на то, в котором Махит узнала назревающий ужас – смирение, – а затем эзуазуакат снова принудила себя к неподвижности. Что-то неладно, и она это заметила. Что-то происходило, а Махит ничего не понимала.

Теперь Шесть Путь говорил о Лселе – вкратце, едва коснувшись «горнодобывающей станции на краю тейкскалаанского космоса, далекого ока, несущего нам весть о замеченной опасности». Вот ее собственное изображение, наложенное на кадр с Девятнадцать Тесло, Шесть Путем и Восемь Антидотом: Махит Дзмаре – с очень варварским видом, высокая, высоколобая, узколицая, с длинным орлиным носом – рассказывала из императорского зала о грядущем вторжении. Она казалась изможденной. Она казалась честной.

<Ты очень хорошо постаралась, – прошептал Искандр. – Тебя в суде общего права никто не назовет виновной, с любой стороны. Ты прошла по грани>.

Позади нее был лик императора; пока на голограмме двигались ее губы, губы императора оставались постоянным напоминанием, словно он управлял ее выступлением силой мысли.

Картинка – с ними и храмом солнца – сменилась знакомым изображением: тейкскалаанский космос, грандиозная карта. В последний раз Махит видела на ней векторы завоевательной войны, которая покорила бы Лсел и все его окрестности. Теперь же эти векторы угасли, и на ее глазах загорелись координаты, присланные Дарцем Тарацем: места, где угроза выше всего, где замечены корабли инопланетян, увешанные оружием. Негативные звезды на карте: сперва яркие, а затем расползающиеся глубоким, темным, угрожающим красным цветом, словно лужа крови.

Махит вспомнила Двенадцать Азалию, и он по-прежнему оставался в мыслях, когда карта пропала. Еще долгие секунды, потерявшись в памяти и коннотациях, она осмысляла, что видит в храме теперь.

Император держал обнаженный нож – кинжал из какого-то темного светящегося материала, прозрачно-серый по острым краям. Он скинул балахон; тот лежал у его ног. Все кости на виду, даже сквозь легкие штаны и рубаху: все истощение от недуга разоблачено для камер. Восемь Антидот прижал руку к губам – детский жест испуга; Девятнадцать Тесло что-то говорила – Махит уловила только окончание, обрывок «милорд, я… не надо…»

Шесть Путь говорил:

– Тейкскалаану требуется верная, твердая рука – рука, удостоенная звездами, подготовленный язык, кулак, что хватает солнечный свет. Пред лицом того, что мы вскоре потерпим, я – служивший вам с тех пор, как познал, что значит служба, – я освящаю сей храм и грядущую войну.

– Он правда это сделает, – сказала Три Саргасс, голос слишком реальный, слишком громкий и слишком непосредственный, рядом с Махит на диване. – Ни один император… уже многие века…

– Я нарекаю своим наследником и полководцем на сохранительной войне эзуазуаката Девятнадцать Тесло, – сказал Шесть Путь, – действующую от имени ребенка с моими генами, Восемь Антидота, до его совершеннолетия.

Махит только успела подумать: «Что я привела в действие», – и почувствовать нахлынувшую судорогу скорби: своей, Три Саргасс, Искандра…

Император сделал два шага назад, в центр приподнятого алтаря.

– Я приношу свою кровь в жертву за нас, – сказал он в неудержимой трансляции каждому тейкскалаанцу в каждой провинции, на каждой планете в тейкскалаанском космосе. – На свободе я копье в руках солнца.

Ее слова. Слова Махит и Три Саргасс, стихи, которыми они призвали себе помощь, – стихи, которые пели на улицах…

Шесть Путь поднял кинжал, сквозь него блеснуло солнце – и вновь опустил. Два быстрых пореза, высоко на внутренней стороне бедер: бедренные артерии забили красными фонтанами. Столько крови. И все же посреди потока – еще два пореза: от запястья до локтя и второй раз – с другой стороны.

Нож зазвенел по металлическому полу храма солнца.

Умер он быстро.

В опустившейся тишине Махит осознала: она так сжимает руку Три Саргасс, что ногти впились в ее ладонь. Единственный звук во всей вселенной, казалось, исходил от них двоих – дыхание. Искандр в разуме стал огромной и пустой бездной триумфа и траура. Она отвернулась от него. Она смотрела в никуда.

На экране: Девятнадцать Тесло, вся в красном, в залитом до неузнаваемости костюме, подняла нож.

– Император Тейкскалаана приветствует вас, – сказала она. Ее лицо было мокрым. Кровь. Слезы. Мокрым, угрюмым и совершенно твердым. – Будьте покойны. Порядок – это цветок, распускающийся на заре, а заря брезжит уже сейчас.

* * *