Память гарпии (СИ)

«Хватит, пожалуйста, хватит! Уходи!»

— Я хотела попрощаться, — Рита протянула Андрею подарочную коробку. — Я не приду больше.

Мужчина поднял на нее обескураженный взгляд. Казалось, он будет умолять ее остаться, но вместо этого, приняв подарок, он хрипловато сказал:

— Я… понимаю.

Орфин видел, как он переигрывает, но Рита велась на эти манипуляции, и от этого делалось по-черному смешно.

Девушка закусила губу, мучаясь внезапным чувством вины. Андрей открыл крышку подарка.

— Чашка, — сказал он так горько, как будто уже видел десятилетия одиноких вечеров с этой чашкой и бутылками коньяка на столе. — Красивая, — он поднял взгляд на Риту, делая непонятным, к кому относилось последнее слово — к ней или к подарку.

Девушка стояла в дверях, не в силах выполнить свою угрозу и уйти.

Андрей пригласил ее внутрь. Они начали с чая, но быстро перешли пылким объятиям и поцелуям.

— …Ты же знаешь, я разведусь, если ты только попросишь.

— Не надо.

— Но почему? Я… хочу только тебя, — она зажмурилась, и все мембраны воспоминания болезненно натянулись.

Андрей взял ее за плечи и отстранил от себя.

— Почему ты делаешь это? — спросил он с холодным упреком. — Хотела бросить меня, а теперь такие признания? И как я могу связать с тобой жизнь?

Она готова была разрыдаться, но он поднялся с кресла, заставляя встать и ее, сидевшую у него на коленях. Скрестив руки, принялся ходить туда-сюда по кабинету.

«Гениально, — насмешливо подумал Орфин, наблюдая за этим парнем и проникаясь к нему мрачной солидарностью. Против Риты они явно играли на одной стороне.

— Он устраивал тебе скандалы, когда ты спала с законным муженьком? — спросил он со смешком.

«Он? — опешила Рита, вернее, ее бесплотный голос. — Так ты не узнаешь…»

— Так сложно усвоить, что я благополучно забыл Бытое?

Напряженное молчание Риты странно взволновало его, наводя на тревожное предположение.

— Хочешь сказать, что этот щегол — это?..

«Ты».

Орфин расхохотался.

— Погоди, серьезно? И все твои влажные мыслишки…

«Замолчи!»

— …обо мне? Хах! Что ж, приятно знать, что я был хорош!

«Нашел чем гордиться!»

— И правда. Соблазнить такую дурёху должно быть раз плюнуть.

Всё это было очень смешно, но только если не копать глубже.

— Итак, на чем мы остановились… — он огляделся, ища взглядом кровавую мембрану — путь в следующую камеру.

«Нет, пожалуйста! Убирайся! Оставь меня в покое наконец!»

— О, я еще не отыгрался.

«Что я должна сказать, чтоб ты ушел? Я… — голос ее мыслей горестно дрожал, — была влюблена в тебя по уши. Я последняя дура. Я не достойна тебя».

Он хмыкнул.

«Пожалуйста, Орфин, уйди! Что ещё ты хочешь услышать?! Что я всегда была чудовищем?»

— Да уймись ты, хватит умолять. Я ж тебя не мучаю прямо сейчас.

«Зачем еще ты здесь…»

Повинуясь странному томлению, он впустил в себя крупицу ее боли, позволил себе немного сочувствия. Эта горечь ощущалась правильной, как терпкость дорогого вина.

— Не хочешь, чтоб я продолжал, тогда сама покажи что-нибудь особенное.

До него донесся уголек ее паники.

«Как?..»

— Значит, не можешь? — он приблизился к новой мембране и провел по ней пальцами.

«Стой!.. не надо».

— Я жду. Удиви меня, и я оставлю тебя в покое.

Камера памяти дрогнула, смазывая образы и звуки, пуская ворох помех, как на старой пленке. Но смениться воспоминание не могло. Пленникам не удавалось выбраться из этой тюрьмы.

И всё же Орфин честно ждал, оставляя Рите шанс. Сцена с чашкой повторялась снова и снова, всякий раз с небольшими изменениями. И чем больше Орфин наблюдал за этим Андреем, тем менее приятно становилось ассоциировать себя с ним. Первая симпатия протухала, как мясо на жаре. Краткое самолюбование сменилось смутной брезгливостью и виной. Пытаясь отделаться от них, Орфин усомнился: а впрямь ли это он?

— Довольно, — бросил он Рите.

Используя прежний метод, он прошел через несколько мембран, бегло просматривая воспоминания.