Что бы это ни значило, Никтосу такое сравнение показалось понятным, и он склонил голову. Уворачиваясь от ярости белой ивы, он приблизился к Орфину и опустился на колени. Положил одну руку на грудь зрячего, а другой внезапно попытался взять Риту — она резко отпрянула, возмущенно уставившись на него. Повисла пауза.
— Не мою мнему, — холодно пояснил ловчий.
Рита сглотнула. Свободной мнемы у нее не осталось, она давно уже тратила собственную память, по крупицам теряя прошлое. Сколько потребуется Орфину на восстановление? Да и станет ли Никтос на самом деле помогать ему? Как бы то ни было… других вариантов она не видела. В конце концов, она прибыла в Чертоги, чтоб спасти Орфина и исправить собственные ошибки. Он попал в этот ад из-за нее; это она продала Асфодели его свободу. Пришла пора расплачиваться за это предательство.
Едва заметно кивнув, она опустила ладонь Никтосу на плечо, и руку охватил парализующий озноб.
***
Орфин очнулся с чувством неожиданного тепла и покоя. Над ним склонилось расплывчатое лицо в милых веснушках. Сознание возвращалось постепенно, и он улыбнулся Рите, потому что был ей рад. Он видел, что она тоже улыбалась, и глаза блестели, но затем ему на переносицу упала тяжелая капля. Вместе с этим прорезались звуки — треск костей-древ, вой ветра и неожиданно надрывная фортепьянная музыка — и стало четким зрение. Он понял, что выражение, которое прочитал как улыбку, было рыданием.
— Рита?..
Он рывком сел, пытаясь понять, что происходит. От резкого движения склонившаяся над ним фигура подернулась дымкой и начала рассеиваться, точно капля краски в прозрачной воде. Орфин попытался схватить девушку за руку в бездумной попытке удержать, но пальцы нашли лишь пустоту. Морок развеялся, и призрак Риты пропал навсегда.
Орфин смотрел туда, где только что была ее улыбка.
«Зачем? — тупо подумал он. — Зачем?»
Она канула, склонившись над ним, истратила всю память. Это точно не убийство. Она сделала это сама. Чтобы он исцелился. Хотя он теперь на игле и кануть не может. Какая несусветная глупость! Дал бы ей затрещину за такое, если б не канула навеки!
От этой мысли грудь свело острой горечью, и Орфин сжал зубы и зажмурился, сдерживая собственные слезы. «Как, твою мать, глупо!»
Пол Чертогов разверзался, их куски осыпались. Рой алой мороси с гудением носился по залу, набрасываясь на цепень и сжирая мясо. Ветви древ отчаянно цеплялись друг за друга, но их разъедало пыльцой, и части валились в пропасть. Слева внизу виднелась терраса и пришвартованная к ней лодка. Последний шанс выбраться отсюда. Рита должна была воспользоваться им!
А в центре зала — шипастое белое дерево обвивало само себя, прекрасное и чудовищное одновременно. В глубине его ствола под многочисленными наслоениями леденистой коры виднелась фигурка Асфодели, неожиданно маленькая по сравнению с этим гигантом.
Орфин поднялся на ноги и тяжело посмотрел в сторону лодки. Ясно представилось, как Рита умоляет его бежать. Но сама ведь она этого не сделала. О чем она думала? Надеялась, что хватит памяти на двоих? Или понимала, что это ее конец? И хотела таким образом искупить предательство Тис?
Как бы то ни было… В Чертогах разворачивался настоящий апокалипсис — скоро от них не останется ни одного древа. Интересно, что чувствует пленник коряги, когда та исчезает в бездне под Пургой?
Горько вздохнув, Орфин шагнул прочь от ямы в полу. Уклоняясь от плетей, он добрался до ледяного древа, занёс ладонь и коснулся щеки Асфодели, мокрой от слёз. Толкнул свои чувства внутрь нее и легко провалился в другие, глубинные, Чертоги.
Сады — вот, что наполняло все мечты и помыслы белой ведьмы. Мир внутри нее оказался из бледного хрусталя, звенящий и сверкающий. Холодные бусины ягод бренчали друг о друга, пока Орфин пробирался сквозь заросли, раздвигая их руками. Края листьев резали пальцы.
Он толком не знал, куда идти, пока не увидел впереди среди ледяных цветов показалась худощавая спина с выпирающими лопатками. Она ощетинилась белыми позвонками, напоминавшими скелет динозавра.
«Как ты смеешь врываться ко мне?! — прозвенел лес мучительным диссонансом. — Чего ты хочешь?!»
— Асфодель, ты должна остановиться, — сказал он устало. — Ты уничтожаешь всё, что делала годами. Ты убиваешь свой сад — призраков, которых сама хотела сберечь.
— Что с того? Элизиум все равно отказался принять их.
— Им ещё можно вернуть человеческий облик. Как Рите.
— Тени в Пурге обречены. Неважно, люди или древа. Неважно, как они канут. Это все равно случится с каждым.
— То же можно сказать и о живых людях. Но разве ты не говорила, что их жизни для тебя священны? Или ты лгала?
— Живые — это другое.
— Почему? Да и вообще — тебе ли судить? Ты не была ни человеком, ни тенью, ты не знаешь смертности. Поэтому поверь мне! Во-первых, разница невелика. А во-вторых, мы хотим жить лишний год или лишний день, хотим мыслить и осознавать себя, помнить вчерашний день и планировать завтрашний, даже если это больно. Не тебе забирать у нас это.
Она долго молчала.