Память гарпии

В его глазах стояла потрясающая смесь одобрения и горечи.

– Поможешь добраться до Приюта?

– Ну, тут я закончил. Так что, – он хмуро дернул плечом, – погнали.

Они взмыли в небо, и вскоре сквозь туман пурги проступали контуры острова с массивным зданием. Это плато было больше всех, мимо которых они пролетали – с целое футбольное поле. И не хранило отпечатка мира живых. Они приземлились на самом краю, возле золоченого парапета с вензелями.

– Удачи тебе в поисках, – печально улыбнулся Алтай. – Мне кажется, я мало тебе рассказал…

– Ты и так очень помог.

Алтай поглядел вдаль и внезапно выругался.

– Твою ж прахом!

Орфин проследил за его взглядом – над горизонтом виднелась черная полоса дыма.

– Не пойму, они уже затопили котел? – пробормотал кочевник. Его глаза потускнели, и по лбу пролегли озабоченные морщины, прибавляя десяток лет.

Он сделал уже знакомые махи посохом, прощупывая воздушные потоки. Устойчивый и решительный, как локомотив.

– Ты точно не с нами? – спросил он в последний раз.

– Лети.

Алтай кивнул, тревожно вглядываясь в дым.

– Запомни вот что, – сказал он напоследок, щупая посохом воздушный поток. – Береги свою память. Больше у тебя ничего нет.

Орфин проследил за зигзагом его полета и медленно обернулся к церкви. Сильный порыв ветра вдруг сдернул завесу тумана, и Приют Искателей предстал во всём великолепии. Он напоминал гигантскую белую печь, сверкающую изразцами, и с квадратной трубой посередине. Если присмотреться, плитка оказывалась прямоугольными окнами, а труба – куполом над центральным нефом, но сходство силуэта сохранялось.

Поборов замешательство, Орфин направился к собору. На входе, как сфинксы, стояли две беломраморные статуи – юноша и девушка с безупречными лицами. Их тяжелые золотые одеяния свисали до пола, а в руках сверкали высокие тонкие копья. Даже без крыльев они походили на ангелов.

Внезапно обе фигуры повернули головы к Орфину, и его словно током ударило от неожиданности.

– Добро пожаловать в Приют Искателей Покоя, – сказали они в унисон чудесными музыкальными голосами. Под их каменными руками огромные створки ворот распахнулись легко, как картонные.

Глава 4. Морфей

«Печалям ты даруешь утешенье»

Приют поразил Орфина своим убранством. Последние дни мир вокруг был неизменно серым и обветшалым, словно слепленным из пыли. Здесь же всё сверкало чистотой и золотом – немыслимо помпезное, но завораживающее. Широкие витые колонны, просторный свод купола, безупречно гладкие стены. Подобно средневековым церквям, что высятся над грязными лачугами и потрясают светом витражей – этот собор так же манил к себе и подавлял великолепием.

Сейчас в нём шла служба, главный зал полнился прихожанами в белых одеждах. Орфин и не надеялся встретить тут так много призраков. Он даже вздохнул с облегчением. «Алтай не обманул: если где и искать Риту, то здесь».

Из глубины зала, с возвышения, напоминавшего скорее сцену, чем амвон, лилась мягкая музыка.

Туда в сопровождении двух призраков-статуй поднялся высокий юноша и развернулся к залу. Четверо служителей в плотных льняных туниках воздели руки, и пурга тугими потоками устремилась следом. Повинуясь движениям их пальцев, она начала кружить вокруг головы юноши, уплотняясь, формируя невесомые нити, сплетаясь в облачный венок. Синхронный взмах – и он, засверкав золотом, обратился ровным металлическим обручем, который лег на волосы, напоминая и корону, и нимб. Орфин потрясенно наблюдал за этим действом.

Позади юноши встал некто в широком черно-золотом балахоне и раскинул руки. Сверху, заглушая музыку, раздался гулкий теплый голос.

– Сегодня, дети мои, еще одна достойная душа отыщет светлый удел. Да отринешь ты отголоски Бытого и примешь покой, о смиренный Искатель.

Орфин поднял взгляд в поисках говорившего. По периметру зала шел внутренний балкон с балюстрадой – на нём, прямо над сценой, возвышалась гора красной ткани. Лишь приглядевшись, Орфин понял, что это и есть священник. Казалось, такой человек должен весить полтонны.

– Настала пора завершить твою коду, – прогудел он. – Объятья Всевышнего распахнутся пред тобой, и ты вознесешься, позабыв земные горечи.

Юноша и фигура за ним медленно поднимали руки, а музыка становилась всё громче и напряженней. Орфин подался вперед, завороженный. В глубине сцены он заметил массивные песочные часы, по которым струилась мерцающая жидкость. Как только последние капли света перетекли в нижний сосуд, сцена озарилась.

– Пусть страдания твои канут, – провозгласил священник, – ибо время, отведенное им, не вечно.

Часы повернулись, и брызги окропили коленопреклоненного. В тот же миг юноша вдруг вспыхнул и обратился сонмом невесомых искр, которые устремились в небо сквозь круглое окно в вершине купола. По зрителям пронесся вздох восхищения, да и Орфин не сдержал изумленного возгласа. Человек в черно-золотом балахоне плавно взмахнул руками, и все запели – нестройно, но воодушевленно. Они восхваляли покой и прощались с тем, кто благополучно их покинул.