И вскоре она грянула. Десятки лет чжурчжэни возводили на своих северо-западных границах укрепления — стены из камней и глины, валы, рвы и крепости, а непосредственно перед нашествием успели подновить все сооружения. Укрепленная линия тянулась на полторы тысячи километров и охранялась специальными войсками, но разве мог в каком-нибудь одном месте пограничного вала слабый отряд сдержать массированный удар орды, собравшейся со всех западных степей? И все же Субудай не решился атаковать этот защитный вал, опасаясь быстрого подтягивания оборонительных резервов, обошел укрепления с юга и вырвался, выражаясь по-современному, на оперативный простор.
Яростно сражались чжурчжэни-воины под руководством умелых и опытных полководцев, но в открытом поле, где только и выигрывались войны, Субудай, используя маневренность конницы, умел уклоняться от степного сражения, если не был уверен в превосходстве своих сил и успехе, зато учинял жестокую бойню, когда удавалось, исключив всякий риск, создать подавляющее преимущество в численности войск. В самом начале войны перешли на его сторону сто тысяч киданей-воинов, и в 1212 году на сопках Маньчжурии основные цзиньские воинские соединения были разгромлены. Однако у Субудая и других военачальников орды в тот период объявилась одна слабость — они еще не умели брать городов, и чжурчжэни, героически сражаясь на валах и крепостных стенах, выдерживали долгие осады, распыляли силы врага стремительными вылазками. Субудай досконально изучил китайский и чжурчжэньский опыт осадной войны, внес в него кое-что свое, однако, несмотря ни на что, война затягивалась. Орда не смогла взять штурмом столицы государства Яньцзина и отошла на запад.
Перед лицом смертельной опасности правительство приняло меры для сплочения разноплеменного населения государства. Китайцы, кидани и представители всех остальных нечжурчжэньских, даже самых малочисленных этнических групп страны — бохайцев, будиту, зеле, еладу, гудянь, мао, мэнгу, мудянь, сяма, улусу, сумадянь, ширюй, чжули, цилу, худунь и других — могли не только сделать военную или гражданскую карьеру, но и добиться в условиях военного времени большего, о чем ясно и кратко говорится в правительственном указе 1213 года: «Инородцы, удостоенные чинов и наград, составляют одно целое с народом династии — с чжурчжэнями». Вскоре чужеплеменников начали допускать к экзаменам для получения военных чинов, а еще через год за отличие в боях они стали получать такие же титулы, каких до этого удостаивались только чжурчжэни.
Война омертвляла страну. Торговые связи ее прервались, один за другим исчезали с лица земли города, пала восточная столица империи-Ляоян. Государственные дороги приходили в негодность, оросительные системы, десятилетиями создаваемые трудом миллионов крестьян, разрушались, поля зарастали дурниной. Современный советский исследователь истории чжурчжэньского государства Цзинь М. В. Воробьев пишет: «Цзиньское правительство в 1214 г. попробовало откупиться от монголов, приняв жестокие условия, но монгольская знать хотела только одного — войны и добычи…» В следующем году пал Яньцзин (Пекин). Хорезмские послы, прибывшие туда вскоре, писали: «Везде были видны следы страшного опустошения, кости убитых слагали целые горы; почва местами была рыхлой от человеческого жира; гниение трупов породило смертельные заболевания».
Однако свалить одним набегом, а потом многолетней изнурительной войной государство, в котором проживали десятки миллионов людей, орде не удалось. Его лишь удалось обессилить, запугать жестокостями, частично раздробить и полностью изолировать на международной арене. Кроме значительной части киданей на государство Цзинь одновременно с ордой напали тангуты, с которыми чжурчжэни потом сражались долгих десять лет, внутри страны вспыхнуло восстание так называемых «краснокафтанников». Китайская Южная Сун отказалась платить дань чжурчжэням сразу же, как только началась на севере эта большая война, и правители Цзинь не смогли больше получить податей ни дипломатическими способами, ни силой оружия. В 1218 году сунцы официально отказались быть данниками слабеющего государства чжурчжэней, возник зародыш еще одной большой войны. В том же году стали данниками Чингиз-хана уйгуры, жившие на западе от чжурчжэией, в следующем — корёсцы на востоке.
Чингиз-хан был прожженным политиканом и дипломатом, а также умел использовать опыт и знания разноплеменных советников. Обескровив своего ближайшего и самого сильного врага, окружив его враждебными народами, он не счел нужным тратить силы в тяжелой и затяжной войне с отчаянно сопротивлявшимся противником, если главную свою цель — грабительскую добычу — мог получить в другом месте и с меньшими потерями, покорив очередной более слабый народ.
В данном случае это были меркиты, частью, очевидно, откатившиеся на запад во главе с ханом Куду(Худу) под защиту кипчаков. Одни средневековые источники датируют начало этой второй войны с меркитами годом Быка — 1215-м, другие приводят скрупулезно точные сведения: