Память льда

— Не смею мешать вашему отдыху. Покои для сна готовы. Монах, встретивший вас у дверей, будет вашим провожатым. Уже достаточно поздно. Думаю, вам не терпится как следует выспаться после утомительной дороги. Благодарю за крайне интересную и поучительную беседу.

Кальт встал, взял свой боевой топор и вышел через боковую дверь.

— Поучительную беседу? — насторожился Ток. — Это что, шутка?

— Любовь моя, ты еще ничего не съел, — улыбнулась госпожа Зависть. — Советую хорошенько подкрепиться перед тем, как… получить свою награду.

Ток поперхнулся вином и закашлялся. Вытерев глаз краешком салфетки, он ошеломленно посмотрел на дерзкую женщину.

— Кто получит награду? — прохрипел он.

— Мы с тобой, конечно же. Полагаю, к сегулехам приставят сопровождающих. Баалджаг и Гарата, разумеется, изрубят на куски… Попробуй вот это. Очень вкусно. На рассвете наша кровь окрасит землю, чтобы она не отличалась от цвета утреннего неба… Конечно, мы могли бы принять здешнюю веру. Думаешь, нам удастся обмануть настоятеля храма?.. Слушай, а что это за плод? У него такой вкус, будто жуешь подошву от солдатского сапога… Нет, боюсь, вряд ли Кальт нам поверит. По-моему, он уже принял решение.

— Не без твоей помощи, — огрызнулся Ток-младший.

— Ты так считаешь? — Госпожа Зависть с задумчивым видом потянулась к столу и взяла ломтик хлеба. — Ума не приложу, как такое могло случиться. Согласна, я была несколько раздражена. Кстати, ты заметил, как ловко можно извратить слова, скрывая за ними жестокие намерения?.. Знаешь, о чем я сейчас подумала? Посмотри на сегулехов. Их лица спрятаны под масками, зато они всегда говорят правду и не плетут понапрасну словесные кружева. А наши, вроде бы открытые, лица поминутно лгут. Мы умеем придавать им десятки обманчивых выражений, причем делаем это тонко, с таким изяществом, какого простодушным сегулехам никогда не достичь… Хочешь еще вина? Вкус отменный. Алчбинское — так оно вроде бы называется? Впервые слышу об этом напитке… Сегулехи позволяют нам видеть лишь их глаза. Им не надо упражняться, придавая лицу различные выражения. Но глаза у сегулехов остаются зеркалом их души. Хотела бы я знать, откуда у них взялась традиция прятать лица под масками и в связи с чем она возникла.

— Если паннионцы задумали нас убить… — прервал ее тираду Ток.

— Дорогой мой, намерения еще ничего не значат… Какой вкусный мед. Я улавливаю в нем аромат клевера. Замечательно… Стены вокруг нас по большей части трухлявые, но не стоит думать, будто за ними никого нет… Ток, будь любезен, отнеси блюдо с мясом нашим зверюшкам… Спасибо, дорогой. Ты просто прелесть.

— Итак, они знают, что мы разгадали их намерения, — мрачно изрек малазанец. — И что теперь?

— Не знаю, как ты, а я смертельно устала. Надеюсь, постели здесь достаточно мягкие. Как думаешь, у паннионцев существует нечто вроде помещения для омовений?

— По-моему, если они и умываются, то кровью, — все так же хмуро ответил Ток-младший.

— Расстроился, бедняжка? Ну никак мне тебя сегодня не развеселить… Ты больше ничего не хочешь съесть? Тогда будем считать трапезу законченной. А где же наш голенький монашек?

Боковая дверь открылась, и оттуда появился знакомый им безбровый мужчина.

— Надо же, какое совпадение! Стоило мне только подумать, и ты уже здесь. Поблагодари настоятеля за прекрасный ужин, дружочек. А теперь проводи нас в опочивальни.

Монах поклонился:

— Прошу следовать за мной, уважаемые гости. К сожалению, вашим животным придется остаться во дворе.

— О, мы нисколько не возражаем.

Госпожа Зависть слегка щелкнула пальцами. Баалджаг и Гарат поднялись и выбежали наружу.

— Какие они у вас послушные, — пробормотал монах.

— Да, дружочек. Ты даже не представляешь, насколько они послушные.

Опочивальни, как выразилась госпожа Зависть, находились вдоль одной из стен пирамиды и представляли собой небольшие квадратные комнатки с низким потолком. Посередине стояли койки с кожаными матрасами, более никакой мебели там не было. Каждая из комнатушек освещалась единственной лампой, прикрепленной к стене. В самом конце коридора находилось помещение для омовений. Его устройство не отличалось замысловатостью: несколько бассейнов (один чуть ниже другого), через которые текла чистая прохладная вода.

Ток не испытывал никакого желания мыться. Отклонив игривые предложения госпожи Зависти «поплескаться вместе», он прошел в свою спальню и, не раздеваясь, бросился на койку. Все струны души бедного юноши были натянуты до предела. Мелодичное пение его спутницы доносилось и сюда, раздражая малазанца еще сильнее.

«А вдруг она лишилась рассудка? — подумал Ток. От этой мысли ему сделалось совсем уж тошно. — Я ни за что не буду спать, хотя глаз закрывается сам собой. Кальт наверняка что-то подсыпал в вино. Сам он к вину не притронулся. А сейчас ждет, пока мы уснем… Мы вот-вот примем истинную веру, и символ ее — ухмыляющийся череп…»