– Твой кворл достаточно отдохнул, Вывих? Я хочу, чтобы ты поднялся в небо. И сообщил, когда нас обнаружат…
Чёрный хитиновый шлем повернулся забралом к Парану.
– Они уже знают, благороднорождённый.
– Лучше просто капитан, Вывих. Не нужно мне напоминать о бесценной голубой крови. Знают, стало быть? А ты откуда знаешь, что они знают?
– Мы на их земле, капитан. Душа под нами – кровь их предков. Кровь шепчет. Моранты умеют слушать.
– Удивляюсь, как ты вообще что-то слышишь в этом своём шлеме, – устало и раздражённо пробормотал Паран. – Ладно. И всё равно – хочу, чтобы ты взлетел.
Чёрный морант медленно кивнул.
Капитан развернулся и осмотрел свою роту. Опытные солдаты, ветераны – почти каждый из них. Молчаливые, до ужаса профессиональные. Паран задумался, каково это было бы: взглянуть на мир их глазами, сквозь слой душевного изнеможения, который он только начал чувствовать в себе.
Скворец сказал Парану, что, когда война закончится, «Мостожогов» отправят в отставку. Силой, если потребуется.
Армия зиждется на одержимости традициями, которые связаны не столько с дисциплиной, сколько с трагическими истинами человеческого духа. Ритуалы с самого начала – их прививают каждому новобранцу. И ритуалы в конце, казённое завершение, признание – во всех смыслах этого слова. Они необходимы, ибо даруют своего рода защиту от безумия, возможность пережить, справиться. Нельзя отправлять солдата прочь без наставлений, нельзя бросать в каком-то неузнаваемом мире, равнодушном к его жизни.
Печаль жила внутри Парана, колыхалась слабым, немолчным шёпотком, будто море, не знавшее приливов и отливов, но всё равно способное утопить его в своих волнах.
Командир Чёрных морантов сел в литое седло, быстрый взмах крыльев – и кворл взмыл в небо.
Паран смотрел на полёт ещё несколько мгновений, его замутило, и Ганос развернулся к остальным воинам.
– Подъём, «мостожоги». Выступаем.
Тёмный, затхлый воздух был заполнен блёклым туманом. Быстрый Бен чувствовал, как движется сквозь него, боролся, словно пловец против бурного течения. Через несколько мгновений он прекратил прощупывать дорогу, скользнув на другой Путь.
Здесь идти было чуть легче. Какая-то инфекция просочилась сюда из физического мира, отравила всякий магический Путь, который он пробовал. Преодолевая тошноту, маг принуждал себя идти вперёд.
Слабая улыбка коснулась губ мага.