– История Круппа ещё не закончена, девочка. В те чертоги привели учёных, острые умы которых были посвящены тайнам древности. В каждом зале – по алтарю… всего восемь… и каждый посвящён иной силе. Рисунки представляли грубые, но непреложные изображения. Традиционные образы. Восемь пещер, каждую из которых легко распознать. Мы знаем руки, сотворившие каждую из них, – художники потрудились указать свои имена, а лучшие провидцы Даруджистана подтвердили эту истину. Мы знаем, моя дорогая, имена тех, кому принадлежали эти украшения. – Он полез в шкатулку и извлёк лезвие. – Ягган. – Крупп положил его обратно и достал ножной браслет. – С’рэн Таль. А этот маленький, будто детский, наконечник стрелы… Манэк, проказник из легенд рхиви – насмешник, верно? О да, Крупп чувствует сходство с этим маленьким пройдохой, Манэком. Ведь несмотря на все игры и обманы, у него было большое сердце, да? А вот торк. Ирут. Видишь, как отполирован? В него заключили сияние рассвета, в этот кованый металл…
– Невозможно, – прошептала Мхиби. – Духи…
– Были когда-то из плоти и крови, дорогая моя. Когда-то были смертны. Самые первые рхиви, возможно? Вера, – сказал он с мечтательной улыбкой, – всегда желанная гостья. Итак, по завершении утренних омовений Крупп ожидает узреть, как эти вещицы украсят тебя. В дни грядущие, ночи будущие стойко храни, о Святой Сосуд, эту веру.
Мхиби не могла вымолвить ни слова. Крупп протянул ей шкатулку. Старуха приняла её, ощутила тяжесть в руках.
Вздохнув, даруджиец сделал шаг назад.
– От необходимости нести сие тяжкое бремя Крупп ужасно устал и изголодался! Указанная шкатулка чуть не оторвала сии утончённые цивилизацией длани.
Рхиви улыбнулась.
– Тяжкое бремя, Крупп? Об этом я могу тебе кое-что рассказать.
– Не сомневаюсь! Однако не отчаивайся, девочка, обрести когда-нибудь справедливую награду. – Он подмигнул, после чего развернулся и засеменил прочь. Через несколько шагов, Крупп остановился и обернулся. – О, Крупп также сообщает, что у Веры есть близняшка, воистину сладостная, имя ей – Сны. Отречься от таковой сладости – значит отказаться и от истинных даров Веры, девочка.
Он пошёл дальше и вскоре скрылся из глаз.
В восьмидесяти пяти лигах к северу Хватка откинулась на травянистый склон и, щурясь, следила за летящим на запад последним кворлом, что становился всё мельче на фоне неба цвета морской волны.
– Если мне ещё хоть раз придётся сесть на такую тварь, – пробасил голос сзади, – я благословлю того, кто прикончит меня прямо сейчас.
Капрал закрыла глаза.
– Если ты так разрешаешь свернуть тебе шею, Мураш, то держу пари, кто-нибудь из нас затащит тебя на кворла ещё до заката.
– Хватка, что за ужасные вещи ты говоришь? Почему меня так не любят? Я ж ничего никогда никому не сделал!
– Дай мне немного подумать, чтоб понять, что ты только что сказал, и я отвечу честно.
– Да нечего тут думать, женщина, я чепуху спорол, и ты это знаешь. – Он понизил голос: – Капитан виноват, как бы там ни было…
– Вот и нет, сержант, и зря ты так, это то самое ворчание, которое потом тебе же в глаза ядом плюнет. Эту сделку состряпали Скворец и Дуджек. Хочешь проклясть кого – вали к ним.
– Проклясть Скворца и Однорукого? Худа с два.
– Тогда не нуди.
– Кто говорит с непосредственным начальством в таком тоне, тот сегодня и в наряде, капрал. А может, и завтра, если я не передумаю.
– Боги, – пробормотала Хватка. – Как же я ненавижу маленьких мужиков с большими усами.
– Переходим на личности, да? Ладно, можешь ещё и котелки с мисками отдраить сегодня вечером. А у меня в голове уже вырисовывается прекрасное блюдо. Только нужен штырь да инжир…
Хватка резко села, выпучив глаза:
– Хочешь нас заставить сожрать взводного мага? В волосяной рубахе?! С инжиром?!
– Железный штырь, дура! На вертел! Чтобы зайца пожарить. Я парочку в припасах видел. И с инжиром, говорю. Варёным. Под соусом из жестяники и пресноводными устрицами…
Хватка, ворча, плюхнулась обратно.
– Нет уж, я лучше рубаху пожую, спасибо.