Память льда. Том 2

И очень хочу больше никогда в жизни не видеть поля боя.

Женщина лишь пожала плечами и отправилась обратно к своему крошечному взводу.

Остряк снова посмотрел на группу малазанских послов.

Артантос – Тайшренн – представлял гостей. Полномочный посол Араган – высокий, покрытый боевыми шрамами мужчина, как будто страдавший от головной боли – явился сюда, чтобы говорить от имени императрицы Ласиин на переговорах о дальнейшей судьбе Чёрного Коралла. С ним было несколько прихлебателей.

Бруд ответил, что формальные переговоры придётся отложить до прибытия Аномандра Рейка, которое ожидается в самом скором времени.

Взгляд Остряка вернулся к Дуджеку, который как раз подошёл со своими офицерами. Первый Кулак не сводил глаз с Корлат, которая стояла у трёх укрытых тел, что лежали в траве. Дождь не ослабевал, зловонный дым пожарищ тяжёлой пеленой висел в воздухе.

О да, день этот кончается пеплом и дождём.

Пеплом и дождём.

Бег, память о славе и радости. Он держался за это чувство, этот побег от боли, из темницы костей, из огромных лап – влажных, чешуйчатых, из подвала без ветра, без света, без тепла.

От холодного мяса. Бледного, варёного. Чёрного, зажаренного. От бесчувственных, бесформенных пальцев, которыми засовывал кусочки в рот, жевал и чувствовал вкус собственной крови. От жёсткого, холодного камня, покрытого патиной человеческих испражнений.

От изуродованной, осквернённой плоти, зловония грязного тела…

Бег…

Взрыв боли, он угас так же быстро, как вспыхнул. Кровь в жилах. Неровное дыхание – но глубокое, здоровые лёгкие.

Он открыл единственный глаз.

Ток огляделся. Он сидел на крепкой ломовой лошади. Солдаты в серых плащах окружили его, смотрели из-под видавших не одну битву шлемов.

Я… я же… целый.

Здоровый.

Я…

Вперёд шагнула женщина в полном доспехе.

– Вы оставите теперь своего бога, сударь?

Моего бога? В одеянии из мёртвой плоти жестокая яггутская душа – нет, это не бог. Провидец. Перепуганный. Опалённый предательством.

Мой бог?

Бег. Свобода. Зверь.

Волк.

Тогг.

Мой тёзка…

– Он спас вас, сударь, но ничего не требует взамен. Мы знаем, что ваша душа бежала с богами-волками. Но теперь вы снова в смертном мире. Тело, в котором вы ныне оказались, благословлено. Оно теперь ваше. Однако, сударь, вы должны сделать выбор. Вы оставите своих богов?

Ток посмотрел на свои руки, мускулы на бёдрах. Длиннопалые руки. Потрогал лицо. Свежий шрам на месте того же глаза. Ерунда. К этому он уже привык. Молодое тело – моложе, чем прежнее.

Он вновь посмотрел на женщину, затем на кольцо солдат.

– Нет, – сказал Ток.

Солдаты опустились на одно колено, склонили головы. Женщина улыбнулась.

– Ваш отряд приветствует вас, Смертный меч Тогга и Фандереи.

Смертный меч.

Значит, я побегу снова…

На Пути Телланн Ланас Тог подвела Серебряную Лису к краю широкой долины. Её заполонили собравшиеся кланы т’лан имассов. Стояли неподвижно…

Но стали другими.

Будто сбросили бремя?

Боль и сожаление наполнили её. Я подвела вас всех… и во всём…

Пран Чоль шагнул вперёд. Неупокоенный заклинатель костей склонил голову в знак приветствия.

– Призывательница.

Серебряная Лиса поняла, что дрожит.

– Можешь ты простить меня, Пран Чоль?

– Простить? Тут нечего прощать, Призывательница.

– Я никогда бы не стала отказывать вам окончательно, лишь ненадолго – пока… пока…

– Мы понимаем. Не нужно плакать. Ни из-за нас, ни из-за себя.

– Я… я освобожу вас сейчас, как уже освободила т’лан айев – я сниму с вас Обет, Пран Чоль, чтобы освободить… через Врата Худа, как вы и хотели.

– Нет, Призывательница.

Она молча, потрясённо смотрела на Пран Чоля.

– Мы услышали Ланас Тог, воительницу, что стоит рядом с тобой. Наши родичи, Призывательница, гибнут на далёком южном континенте. Они не могут спастись от своей войны. Мы отправимся туда. Мы спасём своих братьев и сестёр. Призывательница, когда это будет исполнено, мы вернёмся к тебе – за небытием, которое нас заждалось.

– Пран Чоль… – Её голос сорвался. – Вы продолжите свою муку…

– Мы должны спасти родичей, Призывательница, если только сумеем. В Обете кроется наша сила. Она нам понадобится.

Серебряная Лиса медленно взяла себя в руки, утишила горе, сдержала дрожь.