Память льда

Почти не глядевшая под ноги, она наткнулась на широкие рога, вросшие в развилке дерева на уровне ее глаз. Порез на правой щеке засаднил, засочился кровью.

Это приближается моя смерть. Это дает силу. Я оттягиваю последний миг, и они не могут меня поймать.

Не могут поймать.

Пещера была прямо впереди. Она еще не могла ее видеть, и в окрестном пейзаже ничто не указывало на возможность таких геологических образований, но эхо становилось ближе.

Звери зовут меня. Обещание смерти, и оно дает мне силу. Это зов сирены…

Вокруг сомкнулась тьма. Она поняла, что прибыла на место. Пещера имела форму души, души, затерянной в самой себе.

Воздух влажен и холоден. Насекомые больше не жалят, не ползут по коже. Камень под ногами сухой.

Она ничего не могла разглядеть, и вой стих.

Ступив вперед, она знала, что движется в своем уме, только в уме, бросив тело, ища, отыскивая воющего зверя.

— Кто?

Голос заставил ее задрожать. Голос мужчины, глухой, дребезжащий от боли. — Кто идет?

Она не знала ответа, потому сказала то, что просто пришло на разум. — Я.

— Ты?

— Я… мать.

Человек сухо рассмеялся: — Еще одна игра? У тебя нет слов, Мать. И никогда не было. Ты можешь выть и стонать, угрожающе рычать, у тебя тысячи бессловесных звуков для выражения потребностей. Это твой голос, и я отлично его знаю.

— Мать.

— Оставь меня. Я выше насмешек. Я кружу на своей цепи, здесь, в моем разуме. Это не место для тебя. Наверное, найдя его, ты решил, что прорвал последний рубеж обороны. Думаешь, что отныне знаешь обо мне все. Но у тебя здесь нет силы. Понимаешь, я воображаю свое лицо, словно в зеркале.

Но на меня смотрит не тот глаз. Неправильный. Хуже того, вовсе не человеческий. Долгое время я не понимал, но теперь понял.

Ты и твой род играли с зимой. Омтозе Феллак. Но вы никогда не понимали ее. Не истинную зиму, не ту зиму, что создана магией, но рожденную холодеющей землей, низким солнцем, короткими днями, длинными ночами. Лицо, которое я вижу перед собой, Провидец, это лицо зимы. Лицо волка. Бога.

— Мое дитя знает волков, — сказала Майб.

— Точно, он знает.

— Не он, у меня дочь…

— Меняя правила — портишь игру, Провидец. Шулер…

— Я не то, что ты думаешь. Я… я старая женщина, ривийка. И моя дочь хочет видеть меня мертвой. Но не быстрая расправа, не для меня. Она послала за мной волков. Порвать мою душу. Они ходят в моих снах — но здесь я спряталась от них. Я пришла спрятаться.

Мужчина вновь засмеялся. — Провидец сделал это моей тюрьмой. И быть по сему. Ты соблазн безумия, один из чуждых голосов в голове. Я отвергаю тебя. Знай ты мою настоящую мать, ты мог бы преуспеть; но грабеж моего разума был неполным. Здесь бог, Провидец, он скрючился за моими тайнами. Оскалил клыки. Даже твоя милая матушка, что так крепко держит меня, не бросит ему вызов. Что до твоего Омтозе Феллака — он мог давным — давно встретить тебя у его входа. Он мог закрыть его для тебя, Джагут. Для всех вас. Но он был потерян. Забыт. И, поняв это, я ему помог. Я помог ему найти себя. Его сознание пробуждается, Провидец.

— Я не понимаю тебя, — медленно прошептала Майб, чувствуя, как ее охватывает отчаяние. Это не то место, какого она желала. Она пришла в тюрьму другого человека, в его личное безумие. — Я пришла сюда умереть…

— Ты не найдешь здесь смерти. Не в этих кожаных руках…

— Я спасаюсь от дочери…

— Бегство — иллюзия. Даже Мать поняла это. Она знает, что я не ее ребенок, но ничего не может сделать. У нее даже есть память о тех днях, когда она была настоящей Матроной, матерью настоящего выводка. Детей, любивших ее, и других — ее предавших. Бросивших ее здесь на вечное страдание.

Она никогда не надеялась убежать отсюда. А потом обнаружила себя на свободе — только чтобы открыть, что ее мир превратился в прах. Ее дети давно мертвы, похоронены в курганах — без матери они иссохли и погибли. Тогда она поглядела на тебя, Провидец. На приемного сына. И показала тебе твою силу, чтобы использовать ее. Воссоздать свой мир. Она подняла своих покойных детей. Послала их заново построить город. Но все это было обманом. Иллюзией, не удовлетворившей ее, только принесшей безумие.

И тогда ты завладел ею. Ее 'сын' снова заточил ее. Похоже, с тропы наших судеб не уйти. Истина, которую ты не можешь видеть, Провидец. Пока не можешь.

— Моя дочь тоже сделала меня пленницей, — прошептала Майб. — Это проклятие всех матерей?

— Это проклятие любви.

Тихий вой послышался в темноте.

— Слышишь? — сказал человек. — Это моя подруга. Она идет. Я так давно жду ее. Так давно. И теперь она пришла.

При этих словах голос приобрел более низкий тембр. Казалось, он больше не принадлежит человеку.

— И теперь, — продолжил голос, — я отвечу. — Его вой пронесся через нее, отбросил ее ум назад. Из пещеры, из редколесья, назад, на пустые равнины тундры. Майб закричала. Волки ответили. Торжествующе. Они снова нашли ее.

Рука коснулась ее щеки. — Боги, это леденит кровь. — Знакомый голос, он она не могла опознать его. Заговорил другой: — В этом что-то, чего мы не сможем понять, Муриллио. Погляди на ее щеку.

— Она царапала себя…