Эти дни трепещут. Но невинноих спугнешь, и канет свет во тьму.Возлагаю ветку розмаринатрепетно к порогу твоему;посмотри, как нежно он цветет.Мы ему придали смысл унылый,чтобы навевал он жизнью милоймысль о смерти. От твоих щедротстало трудно излучать тебемилосердье, не подозревая,что из лона, сердце надрывая,ты открыла мир Его судьбе,крепнувшей, пока не осененбыл весь мир твоим всесильным сыном:и низверг он, ставши господином,лик того, кто старше был, чем Он.
3
Не шагов ли шорох слышен в храме?Подойдешь ли ближе? Будет срок,когда ты соединишься с нами,как живой, но сорванный цветок.О, пускай лица ты не покажешь,не откроешь двери, – подойди,чтобы сердце новое в грудизастучало так, как ты прикажешь.Нам и так безмерно тяжелочтить тебя, не видя постоянно.Мы любили женщин, но обманачувство их от нас не отвело,краткость встреч или разлук стихия —скудный дар. Скажи, в чем сущность их?Почему, оставив нас одних,ускользают в никуда, Мария?
4
В храм каждодневной дорогойиду (я по праву прав):замкнутый и далекийлюдям чужд твой нрав;когда-то Ты возвышаласьв центре склоненных голов,и целый год раздавалосьэхо тысяч шагов.Мой шаг одинокий нынезвенит среди пустоты.Я твой рядовой в пустыне.Необъятна ты.Стремлюсь я тебе в смятеньевсе сущее передать;от ливня весеннего тениневидимо движутся вспять.
5
Он любил тебя; робко лелея,охранял. Посмотри сквозь года,как в саду по центральной аллееон с тобою гулял иногда;путь всегда выбирал покороче(соболезнуя, крепла рука),чтобы небо не жгло твои очи,и земля не была бы жестка;ты терялась, когда между деломнаклонялся он к новым росткам, —ты – бесстрастна была к пустякам, —отрешенно заботясь о целом.
6
Так травы нездешние зыбков немыслимых скалах растут:твоя чистота и улыбканад скорбью тебя вознесут.Скорбь неодолима,ужас и снег все белей.Как отличать могли мыгордость от скорби твоей,если сама ты не зналаграни бедствий своих.Сплетены концы и начала,и бесконечность в них;словно отверзло лоносверхвеличью врата,вечность непреклонна,след ее – темнота.