Память осени

Кауш. Нет, зачем, наверх. Она теперь будет работать с нами. Скажешь, чтобы ей отвели отдельную комнату.

Лариса и охранник уходят. Кауш какое-то время молчит, потом начинает ухмыляться.

Роде. Что вас так развеселило?

Кауш. А разве не смешно? Глубоко законспирированный резидент… Профессионал высшего класса… Организатор разветвленной сети агентов… Сопливая девчонка из татарской деревни столько времени водила нас за нос… Нас – абвер и гестапо вместе! Неужели вам не смешно, Роде?

Роде. Нет. Я думаю, мы оба заинтересованы в том, чтобы об этом недоразумении узнало как можно меньше людей… Особенно наверху. Черт, надо отдать должное русским – они сумели одурачить нас. Прав был великий Бисмарк: на каждую вашу военную хитрость они ответят непредсказуемой глупостью… И вы останетесь в дураках.

Кауш. Ну можно, конечно, утешать себя этим, но… Эту историю с резидентом я бы не назвал глупостью. Тут был точный расчет русских. Да – риск, но хорошо просчитанный. И он сработал. Надо отдать русским должное.

41. Джермай-Качик. Дом Ревиде

К дому подъезжает машина с гитлеровцами и полицаем. С ними Лариса. Она хорошо выглядит. Ревиде и Фирузе наблюдают за ними в окно. Когда раздается стук в дверь, они прижимаются друг к другу. Стук все громче.

Лариса. Открывайте, бабушка Ревиде! А то они сломают дверь!

Ревиде идет к двери, открывает, немцы вваливаются в дом. За ними заходит Лариса. Она уверенно идет к шкафу, открывает его.

Лариса. А где передатчик? Он был здесь.

Ревиде и Фирузе молчат, прижавшись друг к другу.

Полицай. Оглохла что ли? Передатчик где? Куда спрятали? Будете молчать, спалю к чертовой матери дом, партизаны проклятые!

Лариса. Бабушка Ревиде, скажите им… Зачем он вам? Так и для Алиме будет лучше…

Ревиде смотрит на Фирузе и кивает. Та идет к сараю, показывает на пол. Полицай отдирает половицу и находит там передатчик.

Полицай. Есть, вот он…

Лариса. Ну, вот и правильно. Молодцы.

Ревиде. Алиме… Что с ней?

Лариса. Все хорошо. Со мной же все в порядке. Вот смотрите – жива и здорова…

Лариса показывает себя со всех сторон, на нее вдруг нашел какой-то приступ веселья. Она не больно щелкает Фирузе по носу.

Лариса. Так что не беспокойтесь, вернется ваша Алиме, никуда не денется… Вернется… В общем, держи хвост пистолетом.

Гитлеровцы и Лариса уходят. Фирузе прижимается к Ревиде, та гладит ее по голове.

Ревиде. Вернется, наша Алиме, вернется… Не плачь, мы будем ждать, и она вернется.

Обе плачут.

42. Старый Крым. Коридор гестапо

Алиме ведут на допрос. Навстречу ведут Абдурагима. Он тяжело хромает, лицо в крови. На мгновение они приостанавливаются, обмениваются взглядами. Абдурагим через силу пытается улыбнуться. Конвоир толкает его прикладом в спину.

Алиме вводят в кабинет. Там только Роде. На столе стоит изъятый передатчик.

Роде. Садитесь.

Внимательно разглядывает Алиме.

Роде. Вам два месяца назад исполнилось двадцать лет… Всего двадцать лет. Значит, когда вас забрасывали, вам и вовсе было девятнадцать… Никак не мог поверить, что у русских не найдется более опытных и подготовленных людей для выполнения столь ответственной работы… Вы незаурядный человек, Алиме Абденанова. Каких-то несколько недель в разведшколе, один прыжок с парашютом… И готов резидент. Если бы мне рассказали, что так готовят резидентов, не поверил бы… Вы хорошо работали, отдаю вам должное, но теперь все кончено.

Алиме молчит.

Роде. По сути, вы уже мертвы. Труп, пока еще как бы живой. Чтобы действительно остаться живой, вам надо согласиться сотрудничать с нами. И тогда вы останетесь живы. Понимаете – живы. Это самое главное. А если умрете, вы даже не узнаете, кто победит…

Алиме. Я знаю.

Роде. Что?

Алиме. Кто победит.