Память осени

Роде. А-а… Уверены, что ваши… А я вот не уверен. Ну даже если ваши, вы-то этого не увидите. Понимаете? Потому что вас уже не будет. А еще вы не узнаете, что такое семья, у вас не будет своих детей… У вас уже не будет ничего. И потом, неужели вы думаете, что от того, согласитесь вы или нет, изменится результат войны… Смешно? Ничуть. Он не зависит от вашего согласия. Ваша гибель ничего не решает. Вой на будет идти своим чередом, к своему закономерному концу…

Роде (после паузы). А самое глупое знаете что? Вы все равно расскажете все, что нам надо. Потому что если вы не расскажете мне, я отдам вас в руки настоящих палачей. И им вы расскажете все. Потому что человек не может выдержать и перенести тех страданий, которые они умеют доставлять. Это выше человеческих сил. От вас останется мешок костей… Переломанных костей. От невыносимой боли вы перестанете что-либо ощущать и понимать. Вас сломают, забьют, растопчут… Над вами надругаются… Вы выложите им все, но после нечеловеческих мук… Зачем?

Алиме молчит.

Роде. У вас не так много времени. До завтра. Или вы завтра соглашаетесь сотрудничать с нами и остаетесь живой… Или вас все равно заставят говорить, причиняя нечеловеческие муки… Все просто: жить или сдохнуть?

43. Камера в гестапо

Алиме сидит на полу. Гремит замок. Входит Лариса.

Лариса. Да, обстановочка… Ну здравствуйте, товарищ резидент.

Алиме. Тебя специально прислали? Пугать меня?

Лариса. Да нет, я сама предложила – давайте я с ней поговорю… Вот и пришла. На самом деле, я пришла попрощаться. Все-таки вместе жизнью рисковали. Вряд ли еще увидимся… Я же знаю, уговаривать тебя бесполезно.

Алиме. Тогда что ты мне можешь сказать?

Лариса. Слушай, мы с тобой честно работали, сделали, что могли… Нас даже орденом наградили за боевые заслуги… Так что им нас не в чем упрекнуть. Но вот так взять и сдохнуть – я не желаю… Черт с ним, быть убитой в бою, там выбора нет, а тут… Режьте меня, пытайте меня? Нет уж… Я жить хочу, я любить хочу, мужа хочу, детей… Почему я должна отказаться от всего этого?

Алиме. А ты сможешь потом жить? И чувствовать себя счастливой?

Лариса. А почему нет?

Алиме. А те, кого ты предала? Кого отправила на смерть?

Лариса. А нас разве не отправили не смерть? Ты думаешь, нас кто-нибудь попробует спасти, когда узнают, где мы? Хоть кто-нибудь? Пошлют за нами армию? Десант?

Алиме. Ну, живи, если сможешь… Только что ты будешь делать, когда наши придут?

Лариса. Посмотрим, там видно будет. Может, останусь, затеряюсь где-нибудь – страна у нас большая, а после войны такой бардак будет… А может, с немцами уйду, на Германию посмотрю, как они там, фрицы несчастные, живут… Пока ты жив, у тебя есть варианты.

Алиме. Я так не могу.

Лариса. Ты не выдержишь. Ты не представляешь, что они делают тут с людьми.

Алиме. Я знаю.

Алиме закрывает глаза, давая понять, что разговор окончен. Лариса пожимает плечами и уходит. Алиме сидит одна, закрыв глаза. Тихо почти шепотом начинает напевать: «Нам нет преград ни в море, ни на суше, нам не страшны…»

44. «Процедурная» в гестапо

На отдельном столике разложены инструменты для пыток. Роде разглядывает их. Кауш сидит за столом, пишет.

Роде. И вы что – все это используете?

Кауш. Все редко. Чаще хватает одного…

Роде. Черт его знает, что это за люди! Как они все это терпят? И люди ли они вообще…

Кауш. Они-то как раз люди…

Роде. А кто же тогда мы?

Кауш. Мы? (Усмехается.) Арийские сверхчеловеки.

Роде. Кауш, я надеюсь, после моего возвращения с ней можно будет еще разговаривать…

Кауш. Я тоже надеюсь. Не волнуйтесь, к вашему возвращению она поведает нам все. Так вы готовьтесь к радиоигре с русскими…

Роде. Кстати, Кауш, а зачем ваши костоломы упражняются с другими бандитами – с ее дядей, с ее родственниками? Что, просто из любви к искусству? Они же ничего не знают, ничего не могут сказать. Они только выполняли ее задания и доставляли ей сведения.

Кауш. Да они мне и самому надоели. Надеялся вытрясти из них что-то о партизанах… Молчат, как немые.

Роде. Ну так вывезите их в горы и закопайте там. Чем быстрее, тем лучше. Кстати, нашлась ваша «бумажная мышь»? Унтерштандартен Крюгер?

Кауш. Пока нет.

Роде. Странная история.

Кауш. Только не убеждайте меня, что это был агент русских, Роде. Таких агентов не бывает. Этот сопляк не высовывался из канцелярии… Он… Он боялся всего на свете!.. Агент! Этого не может быть!

Роде. Что ж, будем надеяться на это. Хотя, признаться, я и сам не могу поверить, что этот мальчик столько времени водил вас за нос.