Память сердца

Наш самолет вылетел из Улан-Удэ с опозданием – последним. Голодные как собаки, лаясь друг с другом, летим над тайгой. Не помню, часа три-четыре летели. Приземлились. Аэропорт Хабаровска все знают, слава богу, за долгую киношную жизнь, где только не побывали. Но, судя по всему, прилетели мы не туда. А куда, никто не знает! Проходят чертовы минуты в ожидании… Наконец сообщают: «Прибыли в Благовещенск. Маршал Соколов улетел во Владивосток. Он прибудет позже, так что вы, не спеша, освоитесь и успеете отдохнуть».

А обед?! Никто ничего не знает. В Улан-Удэ-то знали: ждали, хотели покормить. А здесь, видимо, как снег на голову…

Наш оператор летел в вертолете с командованием. Он должен был снять в воздухе генералитет, командующих, их подготовку к учениям, работу над схемами и картами. Но маршал Соколов, увидев в вертолете гражданского с кинокамерой, решил отыграться на операторе. Вероятно, досады и гнева на сложившуюся ситуацию, срывы, неорганизованность, гонения самолетов с личным составом «туда-сюда» накопилось в нем немало. Маршал разразился матерной бранью, крыл почем зря и оператора… и нашего главного консультанта!

Я вместе с другими встречал этот вертолет и видел, как вылетел, буквально вылетел кинооператор впереди Соколова. Чуть пригнувшись, выскочил Зварцев и ушел в сторону. Я к нему:

– В чем дело, Александр Михайлович?

Наш солидный генерал-полковник, всегда исполненный благородства и достоинства, был бледен, уязвлен. Не мог говорить. Успокоившись, попытался объяснить:

– Рустам Бекарович, я не мог ничего сделать. Снимать в вертолете Соколов не разрешил, матом обругал оператора… И мне досталось…

– «Нечего здесь делать съемочной группе – так, так, перетак»!.. – трясущими губами пересказал оскорбления маршала возмущенный кинооператор: – «Идите, снимайте солдат!..» Если бы не его погоны, показал бы я ему, этому маршалу, место на белом свете – где я его вижу! И кузькину мать в придачу!..

Конечно, Александр Михайлович, «целый генерал-полковник», как звали его за глаза у нас на студии, возражать Соколову не мог, по уставу в пререкания с высшим начальством вступать не позволено. Смолчали там, в вертолете, и генерал Беседин, представитель Главного политического управления, и генерал Третьяк, командующий округом.

Ох и разозлился я тогда! В нашем состоянии – настолько мы устали – казалось, только бы добраться до постели! Ноги не держат, дрожат. Сами издерганы! А тут еще такое – оскорбить нашего главного консультанта, достойного человека, офицера, исполняющего свой долг! Фильм снимается для истории, как воздаяние офицерам, отдавшим жизнь во имя Родины, тем, кто сейчас беззаветно служит, – именно так Зварцев понимал задачу фильма и свою миссию в нем. Именно ради этого шел на лишения, урон собственному здоровью, – и вдруг на тебе!..

Я не задумывался, чем продиктован гнев высшего начальства: личной скромностью, нежеланием «высовываться» в кадре или какими-то другими причинами, мной руководило что-то подсознательное. Я схватил «Конвас» и, ни секунды не раздумывая, направился к окопу, куда стянулись все представители высшего командования. Подойдя к Соколову, я обратился к нему демонстративно по-граждански:

– Сергей Леонидович, минуточку! Товарищ Соколов! Мы по указанию руководящих органов и директиве Генштаба снимаем фильм «Люди героической профессии» об офицерском корпусе…

От такой моей наглости маршал Соколов прекратил разговор с генералами и уставился на меня.

– Вы не можете запретить нам съемки, – не снижая напора, продолжал я, – запретить снимать потомков тех, кто геройски сражался на Хасане и Халхин-Голе, в Отечественную, современных офицеров, технику, которой они управляют и повелевают. Мы снимали в Германии, в Чехословакии – «Щит», в других местах. Будем снимать и здесь.

Соколов молчал. И тут неожиданно меня поддержали Беседин, и Третьяк, и наш Александр Михайлович Зварцев, стали говорить, что фильм такой нужен, работа идет вовсю.

– Надо бы разрешить, – осторожно ввернул Беседин.

– Да-да, – закончил Третьяк.

Соколов сделал вид, что и сам все знает. Достал тоненькую сигару, прикурил и бросил небрежно, пожав плечами:

– Снимайте, раз надо! – и отошел в сторону.

Все потянулись за ним. Но не Зварцев… Александр Михайлович подошел ко мне – и мы обнялись. Да…

Наступил день сдачи готового фильма. Коллегия Министерства обороны СССР: министр, и заместители, и начальник Генштаба, и командующий Вооруженными Силами стран Варшавского договора, и руководство ГУКа, – словом, от сияния погон и количества больших звезд можно было просто ослепнуть, – все заперлись в своем кинозале. Мы в приемной с нетерпением ждали, когда выйдет Шкадов и сообщит нам, как оценил картину маршал Соколов, ставший к тому времени министром обороны.

– В кино мало министра… – это первые слова маршала, как только зажегся свет!

Иван Николаевич пожимал плечами и смущенно улыбался: – Мало, говорит, кадров и сюжетов с министром…