Память, Скорбь и Тёрн

— Мастерство, или овладение наукой — Искусство. Те, кто не является носителем свитка, иногда именовывают это волшебством.

— Кадрах сказал, что он не может больше заниматься волшебством.

Бинабик озадаченно покачал головой:

— С большой давностью Падреик из Краннира бывал самым осведомленным употребителем Искусства во всем Светлом Арде, хотя это имело зависимость от того, что другие носители свитка и очень великий из них Моргенс не имели желания рисковать его глубинными течениями. С очевидностью, он не терял своих возможностей — они нужны были ему для открывания двери дворров.

— Все это случилось так быстро! Я просто не подумала. — Она ощутила, как надежда разгорается в ней. Может быть, судьба не зря привела сюда монаха.

— Я сделал то, что должен был, — внезапно проговорил Кадрах.

Мириамель думала, что он спит, и испуганно подскочила.

— Белые лисицы поймали бы меня через несколько мгновений. Но я не тот, что был, тролль. Использование Искусства требует дисциплины, напряженной работы и покоя. Я был далек от этого много лет. — Он снова прислонил голову к стене пещеры. — Теперь колодец пуст. Мне нечего больше дать. Нечего.

Мириамель, однако, собиралась выяснить все до конца:

— Ты до сих пор не объяснил, почему преследовал меня, Кадрах.

Монах открыл глаза:

— Потому что больше ничего нет. В мире ничего больше нет для меня. — Он помедлил, потом сердито посмотрел на Бинабика, как будто маленький человек покушался на то, что не имел права слышать, и снова медленно заговорил: — Потому что… потому что вы были добры ко мне, Мириамель. Я забыл, как это бывает. Я не мог идти с вами навстречу вопросам и полным отвращения взглядам герцога Изгримнура и прочих. Но я не мог отпустить это прикосновение жизни, какой она некогда была. Я не мог отпустить. — Он поднял руки, потер ими лицо, потом жалко рассмеялся: — Полагаю, я еще не настолько мертв.

— Это ты шел за мной и Саймоном в лесу?

— Да. И через Стеншир и Фальшир тоже. Только когда этот присоединился к вам, — он кивнул на Бинабика, — мне пришлось держаться подальше. У его волка хороший нос.

— Ты не особенно помог, когда огненные танцоры схватили нас.

Кадрах содрогнулся.

— Я потерял ваш след после Хасу Вейла. То, что я нашел вас снова, — чистое везение. Если бы вы не пришли к Святому Сутрину, где мне предоставил приют этот радушный сумасшедший Дометис, думаю, мы никогда бы уже не встретились. — Он снова хрипло засмеялся. — Подумайте об этом, моя леди. Ваша удача отвернулась от вас, когда вы вошли в Божий дом.

— Хватит. — Мириамель теряла терпение, слушая бесконечное самоуничижение Кадраха. — Ты здесь. Что теперь?

Прежде чем монах успел ответить, шаркая подошел Джисфидри. Дворр скорбно посмотрел на Кадраха, потом повернулся к Мириамели и Бинабику:

— Этот человек прав в одном. Снаружи находится кто-то еще. Хикедайя пришли.

При этих словах воцарилось молчание.

— Ты уверен? — Мириамель почти не надеялась, что дворры могут ошибиться, но мысль о том, что снаружи их поджидают мертвеннолицые норны, была ужасной. Белые лисицы достаточно напугали ее как персонажи рассказов о падении Наглимунда, но на Хасу Вейле она увидела их сама. И Мириамель меньше всего хотела увидеть их снова. Ее ужас, немного уменьшившийся от удивления при появлении Кадраха, теперь вернулся. Она внезапно начала задыхаться. — Ты уверен, что это норны, а не просто солдаты моего отца?

— Этого человека мы не ожидали, — сказал Джисфидри. — Но мы знаем, что движется по нашим туннелям. Пока дверь удерживает их снаружи, но это скоро может перемениться.

— Если это ваши туннели, вы должны знать путь, которым мы можем бежать!

Дворр промолчал.

— С вероятностью, мы имеем должность использовать камни, которые собирали, — сказал Бинабик. — Мы должны помыслить о попытке сбегать до того, как придет еще очень больше наших врагов. — Он повернулся к Джисфидри: — Можете ли вы говаривать, сколь много их там, снаружи?

Дворр мелодично просвистел что-то жене. Выслушав ее ответ, он повернулся:

— Примерно число пальцев одной руки. Но это не надолго так.

— Так мало? — Мириамель выпрямилась. — Мы должны драться! Если твои люди помогут нам, мы, конечно, перебьем их и убежим.

Джисфидри отпрянул в замешательстве:

— Я говорил вам. Мы не сильные. Мы не сражаемся.

— Слушайтесь тинукедайя, — холодно сказал Кадрах. — Не такая уж большая разница, конечно, но я лично предпочитаю ждать конца здесь, а не быть наколотым на пику одного из Белых лисиц.

— Но ведь конец обязательно наступит, если мы будем ждать. А вот если попытаться бежать, у нас может быть хоть какой-то шанс!

— Шансов нет в любом случае. По крайней мере, здесь мы можем спокойно и с достоинством умереть по собственному выбору — тогда, когда нас это устроит.

— Как можно быть таким трусом! — закричала Мириамель. — Ты же слышал Джисфидри! Полдюжины норнов, самое большее. Это не конец света.

Кадрах повернулся к ней. Скорбь, отвращение и плохо скрываемая ярость боролись на его лице.

— Не норнов я боюсь, — сказал он. — А именно конца света.